Какие страсти кипели в личной жизни первой русской феминистки Александры Коллонтай
Еще будучи молоденькой девушкой Шурочкой Домонтович она была исключительно хороша собой. Женихи буквально выстраивались в очередь – однако Александра отказала и генеральскому сыну Ивану Драгомирову (бедняга после этого застрелился), и адъютанту царя Владимиру Тутолмину. Будущая «валькирия революции» заявляла родным, что не интересуется богатством и собирается ждать любви.
Любовь и свобода
Сильное чувство не заставило ждать себя долго – летом 1889 года к Александре посватался молодой военный инженер Владимир Коллонтай, и она ответила ему согласием. Он увлек молодую эксцентричную девушку не своими шутками и умением «легко мазурку танцевать» – Александру покорила схожесть взглядов молодого человека с ее собственными. С кем еще можно было так запросто обсуждать судьбы русского народа?
Замужество, однако, новоиспеченную госпожу Коллонтай разочаровало. Ее молодой муж, так пламенно рассуждавший о необходимости предоставить женщинам свободу, точно так же нуждался в жене-хозяйке, как любой мужчина менее прогрессивных взглядов. А когда у них появился сын Миша, для революционных мечтаний у Александры времени почти не осталось. Ее тяготили житейские заботы, она с нетерпением ждала, когда малыш заснет, чтобы отправиться читать труды Ленина.
А главное – чисто в женском смысле муж ее нисколько не волновал. Она даже писала в своем дневнике, что ее пугает одна только мысль о физической близости.
В общем, ничто не мешало Александре влюбиться снова – на этот раз в друга собственного мужа, Александра Саткевича, поселившегося у них в доме. Какое-то время Коллонтай, как истинная читательница Чернышевского, уверяла обоих мужчин, что любит и того, и другого; затем, устав от сложившейся ситуации, оставила и мужа, и сына, и любовника и укатила в Швейцарию – изучать экономику.
Любовь и революция
За границей Коллонтай знакомится с Каутским, Розой Люксембург, Плехановым – и, конечно, с Лениным. После ряда публикаций в радикальной прессе Европы дорога в Россию ей заказана. В Петербург – точнее, уже в Петроград – Александра возвращается только после революции. Ее включают в состав нового правительства: дают пост наркома государственного призрения (фактически Коллонтай становится министром соцобеспечения – первой женщиной-министром в истории Европы).
Вскоре у нее вспыхивает бурный роман с Александром Дыбенко, вожаком балтийских матросов. Ей 45, ему 28; это смущает многих – но не самих влюбленных. На некрасивые намеки доброжелателей по поводу разницы в возрасте Коллонтай отвечает: «Мы молоды, пока нас любят!»
Любил ли ее Дыбенко, или признанная революционерка была для него таким же атрибутом успеха, как роскошный особняк в Одессе? Возможно, все-таки по-своему любил; когда Коллонтай, узнав о связи Дыбенко с красивой одесситкой Валентиной Стефеловской, решила разорвать отношения с возлюбленным, тот даже пытался застрелиться. Выстрел не достиг ни одной из возможных целей – не убил Дыбенко (пуля попала в орден на его груди) и не растрогал Александру.
Любовь и крылатый Эрос
Новой стране была нужна новая мораль – и Коллонтай попыталась приложить руку к ее созданию. Ее идеи почти сразу же покажутся вульгарно-анархистскими; до сих пор принято сводить их к пресловутой идее «стакана воды»: мол, вступить в половую связь для «пчел трудовых» должно быть так же легко, как утолить жажду. Однако если прочитать внимательно ту же «Дорогу крылатому Эросу!», становится ясно, что Коллонтай призывала не к беспорядочным половым связям (хотя сама порой грешила чем-то похожим), а к отказу от бездуховного буржуазного ханжества, от морали общества, в котором супруги втихомолку изменяют друг другу, держа это втайне.
Начиная с 1922 года, Александра выполняет миссию советского дипломата, с которой справляется блестяще. Она представляет интересы Союза в Норвегии, Швеции, даже в далекой Мексике. Западная пресса охотно пишет об этой женщине, которая умеет со вкусом носить меха и драгоценности и периодически эпатирует публику, купаясь без одежды в горных озерах.
В марте 1945 года она, тяжело больная, возвращается в Москву. Ее бывший возлюбленный Дыбенко уже семь лет как расстрелян, ее революционный пыл угас. «Мы проиграли, идеи рухнули, друзья превратились во врагов, жизнь стала не лучше, а хуже. Мировой революции нет и не будет. А если бы и была, то принесла бы неисчислимые беды всему человечеству», – пишет она своему последнему мужчине, французскому коммунисту Марселю Боди.
Умерла «валькирия революции» в марте 1952 года от сердечного приступа.
