Георгий Юнгвальд-Хилькевич: «Я никому не лизал задницу»

- На самом деле у меня нет никакого жизненного опыта. Вся юность была практически отравлена алкогольным восприятием жизни. Потом выпивания превратились в болезнь. Сейчас я вообще не пью. Очень жалею, что не могу это делать, как нормальный человек. Ведь выпивка иногда дает такие неожиданные выбросы энергии, и можно делать удивительные вещи. Вообще-то я счастливый человек, потому что занимался любимым делом в те годы, когда люди жили, как скоты. Знаете, ведь многие плачут по тому тупому времени. Да, можно было купить много дешевой колбасы, нажраться водки до поросячьего визга, и все! Но люди почему-то хотят оставаться рабами, на Руси это сильно развито. Впрочем, так же, как и национализм, который возникает от тупости и нищеты. Ну как можно гордиться тем, что ты где-то родился? Про советские времена могу сказать только одно - грязь, срань, мерзость и двуличие. Молодость не доставила мне счастья и удовольствия, потому что прошла в постоянном унижении. Все мое поколение - алкоголики. Жить трезво в том обществе было невозможно.

Косыгин обожал Высоцкого

- Многие ваши фильмы подолгу лежали на полках. Вы были неудобным режиссером. За что вас “били” в советское время?

- Антисоветских картин я не снимал, но надо отдать должное прошлым идеологам: они очень тонко чувствовали в моих работах внутреннее неприятие законов, по которым жило тогда общество. Поэтому меня и давили по-черному - в живописи, театральных декорациях и тем более в кино. О чем говорить, если меня не принимали в Союз кинематографистов даже после выхода на экран “Трех мушкетеров”? Сама власть, как ни странно, очень любила то, что запрещала. Перед тем, как выпустить на широкий экран фильм “Опасные гастроли”, 22 копии лихо просматривали по закрытым спецдачам. Их крутили бесконечно, до дыр. Как выяснилось, существовала специальная кинотека Политбюро ЦК КПСС, где оказалось аж три моих фильма. Вот сволочи! А на экран не выпускали. У Косыгина, например, хранилось самое большое по тем временам собрание песен Высоцкого, он его обожал. Но официально Володя был фактически предан анафеме. За прослушивание его кассет, кстати, исключали из институтов, сейчас об этом забыли. Секретарь тогдашнего Одесского обкома партии по фамилии Синица, оказавшийся самым обыкновенным вором - держал собственные пароходы за рубежом, - вообще издал указ, запрещавший Высоцкому проживать в гостиницах Одессы.

- А где же он жил во время съемок “Опасных гастролей”?

- В моем доме. Туда же приезжала и Марина Влади.

- Непонятно, как же в застойные годы власти вообще разрешили делать музыкальный фильм на революционном материале?

- Руководство Госкино очень хотело иметь популярный фильм о революции. Картина делалась по воспоминаниям Коллонтай, как она вместе с Литвиновым в начале века ввозила в Россию оружие. У нас все эти сцены убрали:

власти меняли историю, как хотели. Мне сказали - большевики должны везти из-за границы только листовки, то есть готовить идеологическую революцию. “Смотрите, - говорю, - сама Коллонтай пишет, что оружие в Россию ввозилось с 1905 по 1911 год под видом какой-то театральной мишуры”. Мне ответили категорично: “Что могла написать эта старая дура?"

- Вам с большим трудом удалось пробить Высоцкого на роль в этом фильме?

- В “Опасных гастролях” на роль, которую сыграл Володя, пробовались еще Юра Каморный, Слава Шалевич и Рома Громадский. Но они знали, что я хочу видеть в кадре только Высоцкого, и поэтому всячески мне в этом помогали. Да, мне дали список, кого надо попробовать, и заявили, что Высоцкий сниматься не будет. Но я уперся рогами. Володю я обожал. Картина делалась ради него. Из-за этого приходилось жертвовать многим и многими. Так, на фильм не утвердили Риту Терехову, потому что мне предложили снимать Лионеллу Пырьеву. Это был своего рода компромисс на утверждение в роли Высоцкого. У Тереховой осталась обида. Я не борец! Правда, никогда не лизал никому задницу, но и не отстаивал с пеной у рта каждый свой кадр. Мне говорили – вырезай, и я вырезал. Калечил свои фильмы безжалостно. Но ведь они сохранились. Уступая в малом, я сохранял главное.

- Вы считаете, что характер у вас не железный, зато, говорят, у вас нога из титанового сплава?

- Да. В юности я занимался мотоспортом, получил травму правой ноги. И с 14 до 18 лет пролежал в гипсе, самое жуткое воспоминание в жизни. В 60 лет у меня отказал тазобедренный сустав. В Канаде предложили сделать протезирование. Я согласился. Удалили часть таза и кусок тазобедренной кости и сделали протез действительно из титанового сплава. В аэропортах при прохождении через спецконтроль я начинаю “звенеть”. В общем, стал “робокопом”. Кстати, это единственное место в моем организме, которое не болит.

Тарковский не справился со сценарием

- Вы дружили с Высоцким. Были свидетелем его любовных увлечений. И даже снимали в фильме “Внимание, цунами!” его любимую женщину - актрису Татьяну Иваненко. Говорят, от Высоцкого у нее растет дочь Настя.

- Володя не мог оставить Таню, потому что продолжал любить ее, даже когда уже появилась Марина Влади. Те страдания, которые вынесла эта девочка и как она сейчас себя ведет, достойно поклонения. Хотя последняя любовь Высоцкого известна людям больше, чем чувство к Тане. А ведь Иваненко занимала в жизни Володи места не меньше, чем Марина. Если не больше. Володя, к сожалению, не признавал родившегося ребенка. Вообще, трагедия ужасная.

- У вас с Высоцким были совместные загулы?

- Как ни странно мы вместе пили всего-то один раз. Встретились на вокзале уже пьяными. Потом уехали вместе. При этом присутствовала Таня Иваненко, которая с Володей сделать ничего не могла. Она тайно меня тогда возненавидела. Для меня Таня всегда была любимой женщиной Высоцкого. Однажды, сидя рядом с ней в театре, попросил поцеловать ее в щеку. Она укусила меня под глаз и сказала: “Я, кроме Володи, никого не целую”. Даже поцелуя не могла себе позволить. Гениальная девка! То, что она мне нравилась, я Володе говорил. А как может не нравиться женщина необыкновенной красоты - такая фигура, лицо, глазищи! Иваненко - одна из самых прекрасных женщин, которых я вообще в жизни встречал.

- Юра, правда, что вы были свидетелем сцены, когда Андрон Кончаловский выговаривал Высоцкому за его песни?

- Такое действительно случилось на квартире у Севы Абдулова. Кажется, там справляли чей-то день рождения. Андрон сказал Володе, что все его песни, кроме “Охоты на волков”, говно и мура. Сказал прямо так грубо. Конечно, надо учитывать, что Андрон выпил. Он уже тогда был мэтром, супером-гипером. Больше того, перед ним преклонялись, особенно после сценария “Андрей Рублев”, который оказался значительно лучше фильма. Сценарий был просто гениальный. Но я считаю, что Тарковский не справился со сценарным материалом в сцене отливки колокола.

- Как же Высоцкий отреагировал на такие откровения Кончаловского?

- Володя очень лебезил перед ним, оправдывался, соглашался. Он вообще был неуверен в своей гениальности.

Мушкетеры довели до инфаркта

- А неужели Высоцкий не мечтал сыграть д’Артаньяна в вашем фильме?

- Как актер, конечно, он ревновал к тому, что в этой роли я снимаю Боярского. Обижался, но никогда не унижался до просьб. Думаю, Володя с его нечеловеческим талантом вполне мог сыграть. Это было бы событием.

- Наверняка осталась обида и у Александра Абдулова, который даже пробовался на эту роль.

- Так устроена жизнь. Я бы сейчас хотел снять еще один фильм “Три мушкетера”, чтобы там играл Саша Абдулов. Потому что он стал просто потрясающим актером. Но тот д’Артаньян в моих глазах - только Миша Боярский. И время показало, что я оказался прав. Правда, Веня Смехов в одной газете упрекнул меня недавно, сказав, что я к старости стал хвастаться, будто я, а не команда, создал “Трех мушкетеров”. Это все легенда! Так хочется Вениамину Смехову! Я очень уважаю этого блистательного таганского актера, но о какой команде говорит Веня, когда он приезжал на три дня, снимался и уезжал. О каком коллективе может идти речь, если Миша Боярский просто в рот мне тогда заглядывал. Никто со мной не спорил. Актеры делали все беспрекословно. Да и сам Смехов до Атоса не сыграл в кино ни одной хорошей роли.

- В фильме “Двадцать лет спустя” история повторилась?

- В этой картине все актеры были уже мэтрами, каждый из них предлагал что-то свое. Может, поэтому, как сказал тот же Веня, и картина получилась хуже. Потому, что на ней я многих слушался. Я не хотел снимать продолжение. Меня уговорил Боярский. Я его бесконечно люблю и для него все это сделал. Для меня же съемка была просто мукой: рухнули все финансы, началась как раз перестроечная ломка. От всех “мушкетерских” продолжений я получил только териотоксикоз и инфаркт. А “Три мушкетера” я делал для себя.

- Скажите, почему все-таки роль Миледи не сыграли ни Светлана Пенкина, ни Елена Соловей?

- От Пенкиной удалось отбиться, как усиленно ее ни навязывали. А Лена решила рожать. Когда я ее приглашал, не было видно, что она беременна. Теперь-то, задним числом, я это понимаю. У нее тогда была огромная грудь, она просто вываливалась из бюстгальтера. Но Лена ничего уже не стеснялась, грудь была кормящая. Но я очень доволен игрой Риты Тереховой. Господь знает, что творит. Похоже, она что-то сделала перед съемками со своим носиком, он ведь был у нее поначалу таким задорным, а потом неожиданно стал классическим.

- На “Трех мушкетерах” случился какой-то жуткий скандал с композитором Александром Градским. Ведь он же был заявлен первоначально как главный музыкант картины?

- Да, музыку он написал, но не отдал. Я ее слушал - просто замечательная. Но когда Саша узнал, что я возвращаю в фильм песню Дунаевского “Пора, пора, порадуемся...”, сказал: “Либо не вставляй Дунаевского, либо я не дам музыку”. Максима я не мог не оставить. Градский не отдал ни деньги, ни музыку.

- С юридической точки зрения он оказался прав?

- С юридической - нет, с моральной - да. Поэтому деньги мы с него не выжимали, кстати, огромную по тому времени сумму - 80 тысяч рублей, - а просто списали.

Я был влюблен в Пугачеву

- В вашем фильме “Сезон чудес” играла Алла Пугачева…

- Пугачева работала с удовольствием. Выпивки, конечно, случались, я ж тоже алкоголик. В общем, была нормальная человеческая жизнь. Про Аллу гениально сказал Леня Дербенев: она, как неуправляемая молния - когда и куда ударит, никто не знает. Пугачева - человек очень сложный, но в меру своего таланта. С потрясающим умением выбивать из композиторов и создавать самой шлягерные мелодии. Как и вся страна, я был Аллой “травмирован”, был в нее влюблен.