Танцуй, чтобы выжить: как Люся Гурченко пела для немецких оккупантов
Глядя на кадры с жизнерадостной девушкой, женщиной, тяжело предположить, что у актрисы было поистине ужасное детство.
В своей книге «Аплодисменты» Людмила Марковна описала жизнь ее родного Харькова во время оккупации, как ее видел не понимающий происходящего ребенок.
Первая оккупация
В такое время дети взрослеют стремительно. Маленькой Люсе было 6, когда в Харьков впервые вошли немцы. Не было никакого киношного ликования, немцы шли хмурые, уставшие. На лицах не было даже радости по поводу взятия такого крупного города. Потери были слишком велики – русских хоть и оттеснили, но дрались они отчаянно. Жители рассматривали немцев, немцы же не обращали ни на что внимания.
Тогда Люся впервые увидела кровь. На тротуаре у ресторана лежала женщина, раненая в плечо. Девочка запомнила, что был ветер, юбка задралась и женщина, не имея сил ее поправить только тихо монотонно повторяла просьбу поправить эту самую юбку… Люся видела рану на плече, серое лицо женщины и вспоминала, что удивлялась, почему же не кричит женщина, а очень тихо говорит.
Добренькие бюргеры
Было голодно и холодно. Не работал ни водопровод, ни канализация. Неизвестно было, где добывать еду. Неизвестно, где прозвучит выстрел. Родители запрещали выходить на улицу, но дети есть дети: удержать их на месте невозможно.
Люда уже тогда любила оперетту и с самых малых лет подпевала пластинкам, которые взрослые до войны заводили по выходным. И когда в кинотеатр на Сумской улице немцы привезли оперетту, Люда, услышав знакомую музыку запела. Немцы покатывались со смеху.
Маленькая, грязная, голодная девочка, поющая на ломаном немецком, умилила оккупантов. Ей вручили ломоть хлеба и кастрюльку, полную густым наваристым фасолевым супом. Люся была горда, что донесла суп, не расплескав. А вот хлеб по дороге стащила собака. С тех пор у кинотеатра можно было частенько видеть шестилетнюю белокурую девочку с кастрюлькой.
Люся и не подозревала, что поет песни, которые исполняла Марика Рёкк, актриса, сделавшая головокружительную карьеру в нацистской Германии перед самой войной. А тогда это была музыка, позволявшая семье не погибнуть от голода.
«Вторые немцы»
Потом пришли советские войска. Но – не удержали города и в 1943 году город снова заняли немцы. Вот только форма у них была другая: черная. Отборные части СС. И вели они себя не как добрые хозяева, уверенные в завтрашнем дне.
Их действия были агрессивными, нервными, эсэсовцы разряжали автоматы в сторону любого внезапного звука.
В этот год частыми стали бомбардировки. Люда вспоминала, что в обиход прочно вошло слово «грабиловка». Так называли стремительные набеги населения на место, куда попала бомба. Мародерство чистейшей воды, но оно тоже позволяло выжить. Если, конечно, мародер успевал схватить что-то в развалинах и убежать, прежде чем его застрелят немцы.
Хватали что попало – потом разбирались, добравшись до безопасного места. Все равно сменять можно было все.
На рассвете из вроде бы пустых домов выбирались полуголодные люди и со свертками бегом бежали на рынок с надеждой выменять на вещи с «грабиловки» еду. После того, как Люся выросла, она не различала, где ее воспоминания, а где слова мамы – настолько все было страшно, что мозг отказывался систематизировать информацию…
Людмила Марковна вспоминала, что у мамы уже не было сил бояться. Когда во время бомбардировок бомба падала где-то недалеко, мама только тихонько причитала, что больше не может, сил нет, просила господа чтобы уже «р-раз и все!»
Нервные и жесткие
Эта вторая волна немцев была обозленной. Если не выполнялся приказ – расстреливали на месте. Жители, помня о постоянных поблажках немцев в 1941 году попробовали обходить распоряжения немцев в надежде «отбрехаться», если попадутся.
Но отбрехаться не получалось. За невыполнение приказа – расстрел на месте. Поэтому город вымирал сразу после наступления комендантского часа в 6 вечера. Так под пулю чуть не попала мама Люси, Елена Александровна. Женщин тогда отпустили, а вот мужчину, что был с ними, расстреляли. Люда помнила, как по безмолвным улицам громко цокали копыта немецких лошадей.
В эту, вторую оккупацию, оперетты не было. Люда связалась со шпаной, которая промышляла на рынке. Хоть какой-то кусочек, да перепадал. Но однажды ее чуть не пристрелили во время облавы. Такие облавы немцы устраивали в ответ на партизанские диверсии и действия регулярной советской армии.
Пришлось сидеть дома. Ни запасов, ни еды не было, и это счастье, что буквально через несколько дней, 23 августа 1943 года Харьков был окончательно освобожден. Люсе с мамой снова посчастливилось выжить.
Уже 1 сентября Люся пошла в школу, а еще через год в «музыкалку». Потом ВГИК, кино, театр, эстрада, успех, бешеный успех!.. Была в ее жизни и оперетта. Но до конца жизни она ассоциировалась у актрисы со вкусом жирного наваристого фасолевого супа.
