Тайна смерти Петра Чайковского
7 мая 1840 года родился Петр Ильич Чайковский, гениальный русский композитор, кто сумел покорить своим искусством весь мир. Это именно он открыл 5 мая 1891 года концертный зал «Карнеги-холл» в Нью-Йорке, который в последствии станет одним из самых знаменитых. А музыкальные звезды-современники, такие как Малер или Брамс искали его общества. Однако вся его жизнь была окутана болезненными путами тайны. И даже смерть до сих пор имеет три разные версии.
Сегодня никого не удивить откровениями о гомосексуальности Чайковского. Удивительно скорее то, что это не было секретом при жизни композитора. В 1862 году его имя прозвучало в контексте скандала вокруг модного ресторана «Шотан». Там сформировался своеобразный гей-клуб, куда активно вовлекались ученики-подростки соседнего Императорского училища правоведения, те самые «Чижики-пыжики». Слава «педераста-эфебофила» пристала к Чайковскому и особо мешала в годы, когда он преподавал в консерватории. Слухи утверждали, что Чайковский вел себя, как волк, залезший в овчарню. «Моя бугрская (от французского жаргонизма le bougre - мужеложец, дословно «парнишка».- С. В.) репутация падает на всю консерваторию, и оттого мне еще стыднее», - писал он об этом с тяжелым сердцем.
Но посмертная слава на долгие годы закрыла эту тему для биографов. Правда об ориентации композитора в СССР была под запретом. Почтенная публика внимала «Щелкунчику» и «Лебединому озеру» и все прочно забывала. Поэтому вызвала шок статья музыковеда Александры Орловой, опубликованная в 1980 году на страницах эмигрантской газеты «Новый американец». Эхо того взрыва звучит и до сих пор. Однако места для споров нет. Сам Петр Ильич не таил своей природы в письмах к брату Модесту, тоже гею: «Представь себе! Я даже совершил на днях поездку в деревню к Булатову, дом которого есть не что иное как педерастическая бордель. Мало того, что я там был, но я влюбился как кошка в его кучера! Итак, ты совершенно прав, говоря в своем письме, что нет возможности удержаться, несмотря ни на какие клятвы, от своих слабостей» (от 28 сентября 1876 года).
Поддельная женитьба
Петр Ильич прекрасно знал на горьком опыте, что такое пытаться «удержаться от своих слабостей». Его женитьба в 1877 году похожа на плохой анекдот. Письмо восторженной выпускницы консерватории о любви. Единственная встреча, на которой Чайковский благодарит за послание и отказ. А после домыслы о том, что девушка покончит с собой. Возвращение композитора и предложение брака, но без близости. По крайней мере, именно в таких подробностях он объяснялся в письме Надежде фон Мекк. К слову, их эпистолярный роман - еще одна обсессия. Только письма и строгое условие - никаких встреч.
Но истина, скорее всего, кроется в следующих словах: «Меня поддержало в этом решении то, что мой старый 82-летний отец, все близкие мои только об том и мечтают, чтоб я женился». Он ухватился за брак, как за возможность спасти репутацию. И совершил то, что позже биографы назовут «Кризисом 1877 года», в который композитор поджег все свои нервы, точно бикфордовы шнуры.
Давайте прочитаем всего одно октябрьское письмо того же года: «Я пошел на пустынный берег Москвы-реки, и мне пришла в голову мысль о возможности получить смертельную простуду. С этой целью, никем в темноте не видимый, я вошел в воду почти по пояс и оставался так долго, как только мог выдержать ломоту в теле от холода. Здоровье мое оказалось, однако, настолько крепким, что ледяная ванна прошла для меня без всяких последствий». Косвенное подтверждение находим и в другом письме композитора: «Если бы я остался хоть еще один день в Москве, то сошел бы с ума или утопился бы в вонючих водах все-таки милой Москвы-реки».
Один конец - три гипотезы
Что ж, самоубийство было возможным уходом для Петра Ильича от всех его страданий. Одна попытка в анамнезе есть. А сколько было таких, о которых никто не узнал?
Накануне смерти, подобно своему кумиру Моцарту, композитор завершает «Патетическую симфонию», в которой изливает душу. «Мне ужасно хочется написать какую-нибудь грандиозную симфонию, которая была бы как бы завершением всей моей сочинительской карьеры». Но одной ли только карьеры? Впоследствии современники различат в звучании симфонии глубокое отчаяние и предвестие гибели. А посвящение племяннику Владимиру Давыдову, которое «намекает на эротическое измерение ее содержания», по мнению историка Александра Познанского, говорит о глубокой трагедии невозможности таких отношений.
Версия первая
6 ноября 1893 года Петр Ильич скоропостижно скончался от холеры, в то время бушевавшей в Петербурге. Почему смерть из-за вполне естественных причин вызвала пересуды? Что вы скажете о человеке, который посещает коронавирусную больницу в Коммунарке без всяких средств защиты, проходит в реанимацию и целуется с зараженным пациентом? Именно так выглядит просьба о стакане холодной некипяченой воды, которую озвучил музыкант в свой последний ужин в модном ресторане на Невском.
Версия вторая
Слухи об экстравагантном способе самоубийства подкреплялись враждой между Чайковским и Николаем Римским-Корсаковым. Тот не скрывал свое отношения к коллеге: «Музыка Чайковского свидетельствует об отвратительном вкусе». А его близкие угрожали в очередной раз ославить любителя молоденьких мальчиков. Стреляться проще, чем умирать от иссушающей диареи, как в случае с холерой. Но глубоко верующий Чайковский боялся еще и смертью своей навлечь позор, как на себя, так и на своих близких.
Версия третья
Итак, случайность или самоубийство, но гибель человека столь известного не могла не повлечь измышлений вполне детективного толка. Какие родила госпожа Орлова. Раскрыв повторно гомосексуальность композитора, в чем сомневаться не приходится, она поведала о жутком принуждении к самоубийству. Ведь, по ее версии, у Чайковского была связь с юным Александром Стенбок-Фермором, отпрыском знатного рода. Узнав о которой, влиятельные родственники устроили композитору суд чести. Приговор - либо тот накладывает на себя руки, либо его ославят. Чтобы спасти честь молодого любовника, Петр Ильич принял мышьяк. Увы, версия сколь красивая, столь же и слабо подтвержденная фактами…
Вся жизнь Петра Ильича Чайковского была, как оголенный нерв. Он страдал, но и черпал в личной трагедии источник вдохновения. «Жизнь имеет только тогда прелесть, когда состоит из чередования радостей и горя, из борьбы добра со злом, из света и тени, словом - из разнообразия в единстве». Так описал он свою судьбу, но, кажется, дал самую точную рецензию собственному творчеству.
«Вонючая музыка»
Нельзя сказать, что все современники благосклонно относились к творчеству композитора. Коллега-музыкант Цезарь Кюи: «Увертюра к «Евгению Онегину» начинается с хныканья. Хныканье продолжается и в дуэтах. Ария Ленского - жалкое диатоническое поскуливание. В целом же опера - неумелая и мертворожденная». Австрийский музыковед Эдуард Ганслик хлестко писал: «Когда я слушал Скрипичный концерт господина Чайковского, мне пришло в голову, что бывает и вонючая музыка». Однако и Петр Ильич за словом в карман не лез.
