Теневая экономика детских домов

В истории с зеленоградской семьёй, у которой отняли 10 приемных детей, есть крайне важная финансовая составляющая

Скандал в Зеленограде, где у многодетной семьи отобрали практически всех приемных (в том числе усыновленных) детей - причем сделано все это было с многочисленными нарушениями закона, - широко обсуждается в российском обществе. Широко, но как-то странно.

В стране, где бытовое насилие  декриминализируется с одобрения Государственной думы, поскольку уже стало  абсолютной нормой, на первый план почему-то вышел вопрос: «Откуда взялись синяки, которые заметила воспитательница в детском саду?» При этом главное, о чем стоило бы вопрошать, осталось в тени.

Живые деньги

Чужая семья – потемки. Поднимите руки, все, у кого ребенок дожил до  шести лет без единого синяка - и можете считать, что поучаствовали в национальной переписи лжецов. Так что вместо того, чтобы ставить диагнозы и выносить приговоры, всем нынешним и будущим родителям стоило бы задаться другим вопросом:  почему ни здравый смысл, ни даже буква закона не могут остановить людей, пришедших забрать ваших детей? Откуда такая сила у органов опеки?

Есть один важный момент, о котором широкой публике мало что известно: финансирование детских домов в России осуществляется строго по подушному принципу. Каждый новый ребенок – это маленький экономический праздник, каждое усыновление – удар по финансам конкретного детдома.

ДЛЯ СПРАВКИ: Сумма, выделяемая на месячное содержание одного ребёнка, колеблется в диапазоне от 120 тыс. руб. в Москве до 25–30 тыс. руб. в беднейших регионах (в коррекционных детдомах – больше, хотя в реальности условия там хуже). Сюда включаются практически все расходы, включая зарплату персонала; исключение – ремонт зданий (финансируется из региональных бюджетов) и дорогостоящие лекарства. К тому же у многих детдомов есть постоянные спонсоры; существуют также программы помощи детям-сиротам (обычно в форме грантов).

Мораль: детдома являются получателями значительных денежных средств. Вокруг этого построен серьёзный бизнес. В том числе, на праве достигших совершеннолетия сирот на отдельное жилье. Стоит ли удивляться, что порядка 30% детдомовцев теряют это жилье в первые три года после его получения.

Копейка рубль бережёт

Ещё один интересный нюанс: детские дома находятся в ведении региональных министерств образования и социального развития. Это позволяет не платить персоналу, скажем, в коррекционных детдомах зарплату, положенную «настоящим» врачам, работающим по линии Минздрава.

Вообще, при столь существенном бюджете, экономят там буквально на всем, и в первую очередь на детях. Существует колоссальное географическое неравенство. Если размер среднедушевого дохода в мегаполисе и в пятидесятитысячнике в среднем различается, положим, в три раза (а это очень много), то уровень жизни в детских домах этих же городов – в десятки!

На периферии зарплаты, выражающиеся числом из четырех цифр, – не исключение, а норма.  Низовой персонал, который  получает копейки, по мелочи подворовывает у детей; руководство же во многих учреждениях вообще ни в чем себе не отказывает.

Казенное воспитание

Но и бог бы с ними, лишь бы дети были счастливы, не так ли?

Не так. К сожалению, число преступлений, совершенных в детских домах против воспитанников, очень велико. А то, что происходит между воспитанниками,  вообще никем не учитывается.

Выпускники российских детских домов в подавляющем большинстве слабо адаптированы в жизни, не имеют никакого понятия о своих правах и обязанностях, а школьную программу знают на уровне четвертого-пятого класса. Неудивительно, что они активно пополняют ряды уличного криминала, а на достойный - по общепринятым оценкам - уровень существования выходит только один из десяти выпускников.

Государство лишено персональной ответственности за судьбу детей, и именно поэтому оно – самый плохой из всех возможных воспитателей. Пресловутый «закон Димы Яковлева», принятый после серии смертей усыновленных в США российских детей, без преувеличения потряс всю общественность -  ведь очевидно, что шансы ребенка выжить в российском детдоме куда ниже, чем в произвольной американской семье. Не говоря уж о том, чтобы выжить достойно. Тогдашний детский омбудсмен Павел Астахов горячо переживал каждую американскую трагедию, устраивал рейды по российским детдомам (разумеется, предупреждая о них заранее, чтобы не увидеть реальностей жизни), был постоянным источником выразительных цитат – и остался в памяти как чиновное недоразумение. А его преемница Анна Кузнецова фактически начала карьеру с публичной поддержки изъятия детей из семьи анонимными гражданами, не предъявившими никаких документов.

Вместо защиты прав детей получился государственный киднеппинг в химически чистом виде. Но к чести Кузнецовой надо сказать, что она подчеркивает необходимость проживания детей в семьях, а не в казенных учреждениях. Вот только хватит ли ей сил переломить сложившуюся тенденцию?

КСТАТИ: Опекун со стажем на условиях анонимности обозначила еще одну грань разворачивающегося на наших глазах процесса:

— Послание, заложенное в этой ситуации, вполне прозрачно: усыновляйте детей. Тогда больше шансов, что они останутся с вами. Правда, при усыновлении ребенок приравнивается к кровному, т.е. никакие выплаты от государства на него уже не идут, и жильем его государство в 18 лет обеспечивать не обязано. Пока же ребенок под опекой, то на него платят пособие, а еще пособие опекуну, а еще жилье должны дать при совершеннолетии. Так что радетели бюджета г. Москвы напрямую заинтересованы в том, чтобы остальные приемные семьи скорее в панике кинулись усыновлять детей, которые у них под опекой.

А лобби кто?

Надо сказать, что само понятие детского дома – весьма экзотическое в мире; причем независимо от уровня развития страны. При нормальном функционировании общества дети в приютах не задерживаются – их забирают в семьи. В России такой опыт предпринял Рамзан Кадыров, который ровно десять лет назад, в начале 2007 года попытался избавиться от детских домов на территории Чечни. Однако ничего хорошего из этого не получилось. Большинство «новых родителей» брали детей в ожидании высоких пособий. И не получив существенных денег, многие вернули «товар» обратно. Формально детдомов в Чечне нет, фактически же школы-интернаты для детей-сирот существуют.

А в целом по России в детских домах живет более полумиллиона детей, у 80% из которых есть живые родители. С этими взрослыми людьми практически никто не работает, не пытается создать условия для возвращения детей в семью. Государственная машина работает на постоянное увеличение числа клиентов детских домов, причем система уже начинает воспроизводить сама себя: дети сирот сплошь и рядом сами становятся «отказниками» или «изъятыми».

Остается только догадываться, откуда у скромных служб соцзащиты такое мощное лобби, позволяющее полностью доминировать в судах и протаскивать нужные нормы даже через федеральную Думу. Очень не хочется думать, что это то же самое лобби, которое долгие годы препятствовало принятию в России сколько-нибудь серьезных законов против педофилии.