Сбежавшего со съемок Высоцкого старушка приняла за убитого на войне сына
На съемки в «Живых и мертвых» Высоцкого взял с собой приятель - Левон Кочарян. Дело было осенью 1962-го. Владимир нуждался в деньгах: у них с Людмилой Абрамовой вот-вот должен был родиться первый сын.
Натуру снимали в районе подмосковной Истры. Группа киношников целый месяц жила в пионерском лагере. Актерам массовых сцен, в том числе Высоцкому, платили суточные. Всего Владимир поучаствовал в трех эпизодах. В одном из них - вместе с другом Игорем Пушкаревым. Актеру, которого уже прославила драма «А если это любовь?», на этот раз досталась роль лейтенанта Хорышева.
Пушкарев в компании с Высоцким и другими коллегами должны были тащить по брустверу окопа пулемет «Максим». У артистов долго не получалось сыграть все по-настоящему: фразы, которые они выкрикивая, казались режиссеру слишком искусственными.
А тут как раз на площадку приехал соавтор сценария Константин Симонов - фильм ставился по его одноименному роману. Легендарный литератор тут же вызвал актеров на беседу. Рассказывал им о боях на Халхин-Голе, в которых принимал участие, объяснял, как ведут себя люди в бою. Подчеркивал, что солдаты шли на врага не с высокопарными лозунгами, а выкрикивали нечто такое, что разрывало душу.
- Они не воевали уже, а дрались - кто как мог, - наставлял Симонов. - Рвали, резали, кусали - превращались, скорее, в дикого зверя. Чтобы выжить, чтобы победить. Третьего не дано: не ты, так тебя...
Пушкарев с Высоцким слушали Константина Михайловича как завороженные. А вскоре случилась еще одна история, которая навсегда засела в душе барда и впоследствии помогала ему написать цикл военных песен.
У друзей образовалось три выходных. И они решили выбраться в город, чтобы немного развеяться. Но старший товарищ Левон Кочарян ни в какую не хотел их отпускать. Боялся, что загуляют и угодят в какую-нибудь передрягу. Никакие уговоры на него не подействовали. Кочарян запер Высоцкого и Пушкарева в спальном корпусе лагеря и спрятал их повседневную одежду. В результате они остались, в чем снимались - в полной солдатской экипировке. Но решили все равно сбежать.
План был такой: добраться до шоссе (километров восемь), а там остановить попутку и рвануть в Истру. Вылезли через окно и пошли. По пути остановили телегу, на которой за пару пачек папирос доехали до шоссе. Следом познакомились с водителем старенького грузовика. Тот вызвался побыть для актеров экскурсоводом. Вдоволь нагулявшись, выпив и отоварившись в магазине, дружки отправились обратно в лагерь.
- По дороге видим - в огородах картошку копают, - вспоминал Пушкарев. - И так нам захотелось витаминов. Володька говорит: «Давай зайдем и попросим продать огурчиков там, помидорчиков, редисочки. И нам хорошо, и ребятам принесем на салат. Этим и за «самоволку» оправдаемся». На том и порешили, идем и высматриваем домишко поприветливее. Видим: домик стоит весь кособокий, бабулька в огороде возится.
Ночь на печи
- Открываем мы калитку, бабуля нас замечает, вытирает руки о фартук и медленно идет нам навстречу, - продолжал Игорь Сергеевич. - Я начинаю что-то объяснять, а она подходит ближе, смотрит подслеповатыми глазами. И вдруг разглядела эти кубики у меня на петлицах - да как бросится! Обхватила меня, об грудь бьется и плачет. И кубики эти все гладит. Я ошарашенно поворачиваю голову к Володьке, а у того челюсть ходуном ходит, и стоит он бледный-бледный. Мы ничего не понимаем, а она все обнимает меня и плачет. С огромным трудом удалось ее успокоить и усадить на лавочку возле дома.
Всхлипывая, старушка провела актеров в избу. Показала фотографии двоих сыновей, погибших на войне. Оказалось, что артисты в солдатской форме напомнили ей о них. И поначалу убитая горем пожилая женщина приняла молодых людей за собственных покойных наследников.
- Она нас ни за что не хотела отпускать, - вздыхал Пушкарев. - Двери заперла, полезла в погреб, достала всякой снеди: тут тебе и капусточка, и огурчики, и морсик. Обижать ее отказом нельзя было, сели мы за стол, помянули ее сыновей. Она опять расплакалась, потом стала о них рассказывать… Долго это продолжалось. Мы рассказываем - она плачет, она говорит - у нас глаза на мокром месте. Жарко стало - мы гимнастерки сняли, а нас же по-настоящему одели: она, как увидела исподнее солдатское, опять в слезы. Как мы ни упирались, она все же отвоевала у нас портянки и выстирала их. Пока все это сохло, пока мы разговаривали и закусывали, уже поздно стало, стемнело. Так мы там и остались до следующего дня. Она печку растопила, мы с Володей на печи и улеглись.
Утром друзей ждал сытный деревенский завтрак.
- Позавтракали, распрощались с бабулькой, опять много слез было - и пошли прямиком к себе в лагерь. Бабуля объяснила, как короче добраться, собрала нас в дорогу - прямо как на фронт: в платочки все завязала: картошечка горячая, мяско, капустка, хлебушек. Мы с ней попрощались, приладили все это на палку, палку на плечо и «пошли на войну», - резюмировал друг Владимира Высоцкого.
