Кашпур с кирпичом гонялся за режиссёром

Бравый вояка Володя КАШПУР в кино «из окопа» не вылезал

- Ну не даю я интервью! Я сыграл почти 100 ролей в кино, 200 в театре и никогда не давал интервью! Случалось, говорил пару слов о роли, и все! Кто я такой, чтобы внимание людей к себе привлекать? Я артист, мое дело играть, поймите меня, прошу! - три месяца твердил в 1999 году нашему обозревателю Владимир КАШПУР. Но в конце концов сдался, а при встрече молодцевато продекламировал: «Еще одно, быть может, последнее сказание, и летопись окончена моя». Вы, наверное, хотите знать, в каких я сейчас занят спектаклях?»

- Владимир Терентьевич, в каких сейчас вы заняты спектаклях?

- В «Борисе Годунове», «Горе от ума», «Женитьбе», «Грозе», «Маскараде», «Чайке». Всю ночь сегодня думал, как мне играть Мармеладова из «Преступления и наказания». Понимаете, человек пятый день пьет, не приходит домой, находится в страшном одиночестве. И ненавидит себя. Речь рваная, витиеватая, а по сути - исповедь. Как открыть зрителю его состояние? Я столько раз эту роль играл и все собой недоволен. Мой друг, Иннокентий Михайлович Смоктуновский, в таких случаях говорил... (Спохватывается.) Нет! Вы этого не пишите. И вообще ничего о нас с ним не пишите.

- Но почему?

- Как только не стало великого артиста, он тут же стал всем «друг». Люди прочтут и подумают, вот и Кашпур присоседился...

- Но Смоктуновский все же был вашим другом?

- Мы были большими приятелями, он заходил ко мне потолковать, попросить сигаретку, покурить... Словом, у него не было от меня актерских тайн. А друг у меня был один - Женька Евстигнеев. (Светлеет и улыбается.)

- А как вы определяете слово «друг»?

- Никак. Я гроб его встречал из Англии! Вот и все определение. Один мой герой, Лука из пьесы «На дне», говорил: «Не в слове дело. А почему слово говорится - вот в чем дело!» Женька - мой друг. С соседней койки актерского общежития во Владимире, где мы оба сидели голодом (!), и до самой смерти. Вот в чем дело. (Улыбается.)

- Что вы вспомнили?

- Картошку он любил жарить. На подсолнечном масле. Это самая лучшая еда для него была всю жизнь. А все остальное - наши мужские дела, интимные. Но один сюжет, пожалуй, можно рассказать. Мы оба родились в октябре. То есть за месяц два раза приходилось отмечать. А с деньгами было туго. Но мы непременно покупали четвертиночку водочки на двоих. И одно яблоко. Конечно, нам этого было мало. Да что поделаешь? И мы мечтали об иных временах. И вот через много-много лет, когда Женька уже стал знаменит и мог позволить себе купить к столу все - лишь бы душа пожелала, я привез ему в день рождения ящик четвертинок и авоську яблок! Разумеется, все нажаренное-напаренное тут же было с радостью отодвинуто, и в ход пошли четвертиночки - сбылась мечта!

Маркиз де Шарон в окружении Людвига Великого (И. СМОКТУНОВСКИЙ) и вельможи (В. НЕВИННЫЙ) в спектакле «Кабала святош»

Летал на пикирующем бомбардировщике

- Читала, что  в 15 лет вы просились в разведку...

- В разведку - это неправда! Просился на фронт. Я сразу хотел в авиацию. И военком направил меня в Харьковскую военно-авиационную школу штурманов. Пока зрение не подвело, штурманом я и летал. На пикирующем бомбардировщике Пе-2. Теперь понимаю: мне и тут повезло - когда учился, война кончилась, и я никого не убил.

- А сами поднять и посадить самолет могли?

- Не приходилось. Но, думаю, мог. Я же за спиной командира сидел. Все примечал. А он у меня был отчаянный. Взлет и посадку не доверял - с земли наблюдали. А мертвую петлю на тренировках делать учил. «Давай, - говорит, - чего ты боишься?» - «В штопор сорваться». - «Не боись! Я не дам: это же просто». И прав оказался. Ваня Соушканов звали моего командира. Классный был летчик.

- А если бы не зрение стали бы актером?

- Стал бы. Я с малых лет об этом мечтал. Любил за людьми наблюдать и показывать, какие они по своей сути. А вообще профессия эта - не дай Бог! Никому не посоветую. Летчик отработает и идет домой отдыхать. А артист на бесконечном конвейере: чужая жизнь заложена в мозжечок, и ты ее крутишь, крутишь... И даже во сне маешься: все ли ты сделал так? Но все же самая страшная профессия - режиссер!

Начальник пристани в фильме «Холодное лето 1953»

- А чем вы увлекаетесь?

- Ничем. Понимаете, я себя не люблю, я люблю тех людей, которых играю. Я ничего не хочу, кроме этого. За что ненавижу себя временами, но изменить ничего не могу. Бывает, гляжу в свой список - опять ничего не сделал!

- Какой список?

- Каждое утро я дома встаю: кофе-сигарета, листик бумажки - и составляю список важнейших дел. Постельное белье в прачечную сдать, носки-трусы постирать и погладить, в комнате убрать, продукты на неделю купить, сыну позвонить, о внуке справиться. А сам упрусь в текст роли и все забуду.

- Всегда сам стираете?

- С тех пор как жены моей дорогой, Людмилы Григорьевны, не стало. Я один. Четыре года. Она умерла. Я прожил с ней

40 лет. Она мне сразу показалась душевной. Такого человека на свете больше нету. Она понимала меня, прочла, как книгу, от корки до корки... Я любил на кухне ждать, когда она с работы придет. Люда была главным врачом роддома. Среди ночи соскакивала и мчалась на сложные роды. Уставала, приходила зеленая: 120 коек! Скольким женщинам нужно помочь разродиться, скольких деток на свет принять... Она маленькая ростом была. Ее можно было взять на руки, посадить в кресло, а уснет - унести в постель... Ромашки полевые любила.

Роль вождя Владимира ЛЕНИНА получил, приехав поступать в школу-студию МХАТ

Горящий спирт вылечил радикулит

- Как же вы ее заприметили?

- Женька подбил с ним в больницу пойти на вечер. И я увидел там женщину скучающую, одну. И пригласил на танго. Она: «Я так не умею». Но согласилась. Потом стали встречаться. Я тогда во Владимире уже большой успех имел. И когда начинал на улице дурачиться, она одергивала меня и наставляла: «Ты же для всех - Ленин. Веди себя прилично!» (Улыбается.)

- Шутила?

- А вас, женщин, разве поймешь? Жена моя подтрунивала мягко. Как-то играл я врача. Чтобы легче войти в роль, напросился к ней в больницу. Люда взяла меня на кесарево сечение. Поставила у косяка и говорит: «Ты от него не отходи». Я думал, подначивает. А увидел сцену: лежит женщина - лицо бледное, голова запрокинута, живот разрезан, она его не видит, и из него достают ребенка - я едва успел схватиться за этот косяк. Спасибо Люде, пошутила!

- Режиссеры вас называют великим тружеником, которому все нипочем - взрывы под самым носом, мчащийся на вас танк, часы стояния по пояс в ледяной воде под ветродувами...

- А про то, как я схватил кирпич и погнался за режиссером, а он от меня в «газик» спрятался, вам не рассказывали? Меня тогда схватил врач, дал успокоительное. Пришел со съемок в гостиницу - меня трясет. Один раз чихнул и вдруг перестал чувствовать ноги. Хорошо, жена приехала. Увезла во Владимир и давай мне банки ставить. А мне ведь не больно, я просто ног не чувствую. И стал ей анекдоты рассказывать. Она рассмеялась и пролила мимо банки спирт. Но не заметила. И когда подносила огонь, у меня загорелась спина. Я перевернулся, свез с себя все эти банки, затушил о подушку огонь. И тут почувствовал ногу - работает! Другая - тоже! Жена, еще не зная о моем открытии, вышла звонить. Я встал на ноги, спрятался за штору. Люда заходит, а меня нет - тут уже она за косяк схватилась (смеется). Так меня и вылечили. Радикулит, чтоб его!

- Откуда же вы такой и кто ваши родители?

- Родился я на Алтае, в селе Северка под Барнаулом. Сын Терентия и Акулины. Четвертый, младший ребенок в семье. Через два года мы переехали в Кемеровскую область, в село Салтымаково на речке Томь. Отец работал в леспромхозе простым рабочим. В 1937 году одним утром из нашего села увезли в грузовике мужиков в район. Отца моего тоже. Больше мы его не видели. А на запросы маме ответили: «Нет в живых». Мамочка в пекарне работала, очень тяжело ей было нас поднимать. Умерла давно. Учиться мне старшие брат и сестра помогали, их уже тоже нет. Но у меня есть сын Алеша, его жена Аллочка и внук Святослав, ему четыре годика. Когда я его крестил, думал, плакать будет. Но когда батюшка стал трижды опускать его в воду, он - ну хохотать и хватать отца Марка за бороду!

- Вы верующий человек?

- Человек знает 10 процентов от того, что знает человечество. А оно до сих пор ничего о себе не ведает. Я был на Святой земле, купил там крестик, ходил два раза по пути, которым шел наш Спаситель, - вот и все. Отвечаю так потому, что не знаю. Мне очень близки слова Достоевского: «Я скажу вам про себя, что я дитя века, дитя неверия и сомнения. До сих пор и даже (я знаю это!) до гробовой крышки. Каких страшных мучений стоила и стоит мне теперь эта жажда верить, которая тем сильнее в душе моей, чем более во мне доводов противных». Только вы в цитате ничего не перепутайте, в ней все важно - до запятой!