Первый учитель Аллы Пугачёвой
Это случилось еще в 1965 году, Пугачевой было всего шестнадцать, она была студенткой музыкального училища.
На рассвете принесли телеграмму.
Сонная Алла прочитала вслух: «С добрым утром. Позвоните Трифонову». И номер телефона.
- Шутит кто-то, что ли? - Алла обернулась к маме.
- Может, и шутят, но ты все же позвони.
Алла позвонила. Это был номер редакции радиопрограммы «С добрым утром!».
Она была в те годы популярна не меньше, чем сейчас какой-нибудь «Комеди Клаб» - только юмор там был белым и чистым, как воротнички первоклассниц. Да, телевизоры тогда уже завоевывали свои пьедесталы в квартирах, но они еще совсем не представляли социальной опасности. И развлекательных программ было смехотворно мало - разве что КВН и «Голубой огонек» по праздникам.
Зато радио было этаким родственником-балагуром в каждой семье. Во многих домах его звук никогда не приглушался (что повелось, видимо, с войны) - к нему привыкали, как соседи по коммуналке к голосам за стеной. А по воскресеньям в 9.30 утра вся страна вращала резисторные ручки, покрытые кухонным жиром: «В эфире передача «С добрым утром!». И духовые играли бодрые позывные.
Многие, у кого были магнитофоны - те, катушечные, с большим зеленым глазом-индикатором, - заранее приносили их и пристраивали рядом с радиоприемником микрофон. Ибо в «Добром утре» очень часто передавали песни, которые на следующий день становились общесоветскими шлягерами.
Владимир Трифонов, приславший Алле загадочную телеграмму, славился тем, что фанатично разыскивал новых звезд (правда, слово «звезда» тогда употреблялось в сугубо ироническом смысле). Он работал в тандеме с другим редактором, Дмитрием Ивановым, который хоть и был близким другом Трифонова, но к некоторым его «открытиям» относился скептически.
«Скажу честно, - рассказывал спустя много лет Дмитрий Георгиевич Иванов, - мне эта Пугачева тогда совершенно не приглянулась. Ну, еще одна певичка. Но Трифонов разглядел в ней нечто, поэтому в дальнейшем «тянул» Аллу, главным образом, он».
Тут необходимо произнести несколько слов о редакторах в «Добром утре». Эти люди не имели строго очерченного круга обязанностей. Они сами писали тексты, разыскивали музыкальный материал, были ведущими, в конце концов. (Кстати, в качестве одного из младших редакторов в то время там трудился Владимир Войнович.) А такие, как Трифонов, еще и пытались открыть новые имена.
Он, конечно же, не имел возможности своевольно пустить в эфир никому не известную девочку. Поэтому сперва он обратился к Козлову - главному редактору редакции сатиры и юмора Всесоюзного радио, в чьем ведении находилась и передача «С добрым утром!».
Валентин Иванович Козлов внимательно слушал Трифонова, когда тот обещал ему, что скоро некая Пугачева станет знаменитостью.
«Хорошо, - наконец согласился Козлов. - Давай попробуем. Но новые неприятности мы себе заработаем».
Дело в том, что руководство Гостелерадио и мэтры тогдашней эстрады уже много раз обличали репертуар «Доброго утра». Все эти песенки, которые теперь кажутся образцом невинной лирики, тогда именовались «пошлыми, бездуховными и вульгарными». (Включить бы им тогда Шнурова: сразу бы упали в обморок.) Кроме того, исполнителю без высшего музыкального образования там вообще не на что было особенно рассчитывать. Так что и Козлов, и Трифонов изрядно рисковали, когда вводили в свой музыкальный «храм» рыжую студентку.
Забавный факт. Трифонов так торопился записать «Робота», что уговорил прервать работу в студии самого Иосифа Кобзона. И тот действительно уступил место Пугачевой. «Входит в студию такая... ну чересчур скромная девочка. Такая синюшная, худенькая, бледненькая. В конопушках вся», - написал Кобзон через сорок лет в своей книге.
Когда будут снимать наконец художественный сериал про жизнь Пугачевой (будут-будут, не сомневайтесь!), моменты таких пересечений сделают самыми умилительными. И сценарист наверняка вложит в уста сериального Кобзона пророческую фразу: «Эта девочка станет великой певицей…»
Но в тот момент ни Иосиф Давыдович, ни кто другой не догадывался, что вырастет из этой «синюшной». Пожалуй, только Трифонов что-то предвидел.
Словом, «Робот» был записан и одним прекрасным воскресным утром вышел в эфир.
«И эта песня сразу стала очень популярной, - вспоминал Михаил Танич. - После Аллы ее перепела чуть ли не вся женская часть нашей эстрады. «Робота» исполняли во всех ресторанах, а это всегда было показателем большого успеха».
«Что ж, Алла, - ликовал Трифонов через пару недель после премьеры «Робота», - редакцию завалили письмами: пусть, просят, эта девушка еще чего-нибудь споет. Начальство пока колеблется - как с тобой быть, так что останавливаться нельзя. Тут один молодой композитор свои песни принес, может, попробуешь?»
Композитора звали Владимир Шаинский. Его тогда мало кто знал. Незадолго до этого он окончил консерваторию и вполне искренне намеревался посвятить себя серьезной академической музыке - писал симфонии, струнные квартеты. Но, как ни банально это звучит, нужда заставила его искать возможности легкого и быстрого заработка. Тогда Шаинский и сочинил несколько незатейливых песенок и пришел с ними в «Доброе утро». Первое произведение, которое он представил на худсовет программы, называлось «Как бы мне влюбиться?».
Худсовет не пришел в особый восторг от опытов молодого автора, а кто-то даже с недовольством выговорил ему, что вся эта песня - набор штампов, который оставит слушателей совершенно равнодушными.
«Но потом, - рассказывал Шаинский. - с каким-то трудом песню все-таки приняли. При этом мне сказали, что исполнителя я должен найти сам. И добавили, что он должен быть популярным. Я совершенно не разбирался в эстраде и спросил, кто же сейчас популярен. Мне назвали Муслима Магомаева и дали его телефон. Я позвонил: «Здравствуйте, Муслим Магомедович. Вот у меня есть песня, принятая в «Добром утре». Вы можете ее послушать?» - «Да», - ответил он приятным баритоном. Я прямо по телефону сыграл песню. «Муслим Магомедович, вам понравилась песня?» - «Да». - «Вы сможете ее исполнить?» - «Да». - «А когда?» - «Ну, примерно через полгода».
Полгода я никак не мог ждать и позвонил другому знаменитому певцу - Эдуарду Хилю, поскольку он был из Ленинграда, то жил здесь в гостинице. Представился, объяснил, зачем звоню. «Ну что ж, приходите ко мне завтра в «Метрополь», тут у меня в номере фортепьяно стоит - сыграете». На следующий день в десять утра я прибегаю в гостиницу. Дверь в номер открыта, какая-то бабуля метет пол: «Что? Какой Хиль? Да он еще вчера вечером уехал…»
Я стал в панике обращаться к знакомым музыкантам, и мне порекомендовали одного молодого певца. Мы быстро обо всем договорились, но в передаче мне вдруг сообщили, что программа уже сформирована. И из шести песен, которые в ней должны быть, пять поют мужчины. Нужна была женская песня. «Ну хорошо, - говорю я в отчаянии, - а кого вы посоветуете из женщин?» - «Ну, например, Анну Герман». А я даже не знал, что Герман живет в Польше. Не мог же я ее пригласить в Москву из Варшавы. Я взмолился: «Так что же мне делать? Значит, песня не пойдет?» - «Да, если не найдете певицу, то не пойдет... Правда, тут есть одна из художественной самодеятельности - голосок слабенький, еле поет... Мы несколько раз уже давали ее в эфир... Ну, даже письма приходили. Но вкус-то у народа понятно какой». - «А как ее фамилия?» - «Да зачем вам ее фамилия - она никому не известна». - «А все-таки?» - «Ну, Пугачева…»
Кто-то из редакторов предложил Шаинскому, чтобы эта самая Пугачева записала песню без него, чтобы не смущать неопытную девушку: «Ну а если тебе не понравится ее исполнение, то песня не пойдет». Шаинский с горя согласился.
«Через пару дней я зашел не радио заполнить какие-то документы, и секретарша мне говорит: «Хотите увидеть вашу будущую исполнительницу? Вон в углу за роялем сидит». Я посмотрел - действительно сидит, разбирает мои ноты и что-то вполголоса напевает. Автор текста толкнул меня в бок: «Ты посмотри, что нам подсунули - да у нее совсем голоса нет…». – «Ладно, - отвечаю, - посмотрим». Потом, конечно же, не выдержал и явился на запись. Притаился, чтобы она меня не увидела. В студию скоро пришла Алла и начала петь. Вот тут я обалдел…»
***
Тогда в «Добром утре» проводился конкурс среди песен - «Мелодия месяца». То есть радиослушатели своими письмами высказывались в поддержку той или иной новой композиции, после чего выявлялся победитель. (Сейчас мы назвали бы подобное мероприятие хит-парадом, но в то время одно употребление такого «буржуазного» выражения повлекло бы за собой закрытие программы.) Песенка «Как бы мне влюбиться» получила грандиозное количество корреспонденции - прочие произведения оказались в явных аутсайдерах.
Трифонов ликовал и при каждой встрече с Козловым торжествующе поднимал вверх указательный палец: «Я вам говорил!» Козлов добродушно взирал на него сквозь стекла очков.
Шаинский тоже был воодушевлен. Он носился с нотами по этажам и вскрикивал своим зычным голосом: «Вот! Я еще одну песню принес! Ее только Алла будет петь!»
Это была песня «Не спорь со мной».
«Она тоже стала победителем конкурса! - смеялся Шаинский. - Скоро мне позвонил кто-то из «Доброго утра» и сказал, что, поскольку я уже второй раз стал победителем конкурса с одной и той же певицей, Союз композиторов выразил протест и обвинил передачу в нечестном подсчете голосов. «А что мы-то с вами можем сделать?» - спрашиваю. «Предлагаю вам такой план - откажитесь от вашего первого места. Мы его дадим другому. А вашу помощь редакции мы никогда не забудем». Я не согласился, а скоро этот конкурс вообще прекратили. Может, отчасти из-за нас с Аллой».
Валентин Иванович Козлов наслушался многого по поводу этой «бездарной девицы». Главный редактор музыкального вещания Калугин, сам композитор, к тому же председатель ревизионной комиссии Союза композиторов, возмущался: «Сколько раз я приказывал - на пушечный выстрел не подпускать к радио самодеятельность!»
Вскоре Козлову пришлось приводить Аллу на записи чуть ли не тайком и едва ли не по ночам. Днем студию занимали серьезные артисты. Зинаида Архиповна негодовала: «Да как же можно девчонку на ночь отпускать? Что это за радио такое? Есть у них там комсомольская организация?»
За каждую запись Козлову удавалось пробивать для Пугачевой целых две ставки, по пять рублей каждая. Итого червонец - огромные деньги!
Алла очень подружилась с Ивановым и Трифоновым. Они повсюду появлялись вместе, и их уже стали называть неразлучной троицей. Алле льстило знакомство с такими людьми - обоим было уже по тридцать лет, за плечами - Институт кинематографии, а сколько всего они знали!
Аллу никак нельзя было назвать девушкой хорошо образованной. Да, она довольно прилежно училась, но вполне довольствовалась программой средней школы. Родители тоже толстыми журналами не зачитывались, к вершинам духа не стремились и детей растили по честной формуле - «чтоб были нормальное здоровье и нормальная работа».
Трифонов и Иванов были людьми из совсем другого мира. Как студенты ВГИКа, они могли ходить на закрытые просмотры, они читали книги, изданные крохотными тиражами, они, в конце концов, одевались совсем не так, как на «Крестьянке».
Пугачева, безусловно, была заворожена ими. На всю жизнь у нее останется восхищение мужчинами-интеллектуалами, уверенными в себе. Просто с годами оно все сильней будет обесцвечиваться под слепящими софитами.
Уже став звездой, Пугачева будет поражать журналистов, сообщая между делом, что ее любимый писатель - Андрей Платонов, а любимая книга - воспоминания художника Константина Коровина. «Да она интеллектуалка!» - будут восторгаться собеседники.
Скорее всего, почти весь этот интеллектуальный багаж она получила благодаря Трифонову. Он выстроил для нее гармонии, которым она будет еще долго следовать. Может, без них и Пугачевой бы не получилось никакой. Ведь честолюбие у нее удивительным образом тогда сочеталось с неуверенностью в себе. Поэтому она так верила Трифонову, который верил в нее.
Подобно тому, как юная Цветаева поверила взрослому Максимилиану Волошину, который после ее первого же сборника лично явился засвидетельствовать почтение и потом представил девочку видным друзьям-поэтам.
«Мне было так забавно видеть, - говорил Дмитрий Иванов*, - как Алла слушает нас открыв рот. Трифонов же просто за ней ухаживал. Он бывал у нее дома, познакомился с родителями. Правда, Алла не отвечала ему взаимностью. Но и он любил ее, наверно, не столько как женщину, а как какое-то свое творение. Он даже немного учил ее петь. Говорил, например: «Вот здесь не надо обертонов, пой «белым звуком».
…Как-то в «Доброе утро» прислал свою новую запись Эдуард Хиль - это была песня под названием «Великаны». Певец педантично приложил к этой записи оркестровую фонограмму, то есть, собственно, один аккомпанемент к песне.
«Поскольку автором песни был наш приятель, - продолжает Дмитрий Иванов*, - то мы договорились с ним и смонтировали все таким образом: куплет поет Хиль, куплет - Алла. И, не сообщая Хилю, смело пустили это в эфир. Певец такого сюрприза никак не ожидал и устроил на радио жуткий скандал: «Меня, такого популярного исполнителя, - да с какой-то безвестной девчонкой!»
Узнав об этом, Алла рыдала и говорила: «Я ему еще докажу... Я еще буду популярнее его...»
А как она это доказала Хилю - читайте в новой книге Алексея Белякова!
*включен Минюстом РФ в список физлиц-иноагентов
