Как любовница Гумилева Лариса Рейснер проиграла борьбу за его сердце законной жене - Анне Ахматовой
В советское время о том, кто такая Лариса Рейснер, знали даже дети. Выпускалось много книг о подвигах коммунистки-революционерки, в кино ее изображала Маргарита Володина, а девочки на улицах играли в Ларису и хотели быть на нее похожими.
С началом перестройки подвиги красавицы с маузером отошли на задний план, и больше предпочитали говорить о нимфомании прожженной большевички. В газетах и журналах писали, как она была неистова и невоздержанна в сексе, как отправлялась в казармы к матросам, накинув шубку на голое тело.
…Лариса появилась на свет в ночь на 2 мая в польском Люблине в семье юриста Михаила Рейснера. Говорили, что их род ведет начало от крестоносцев, а отец Ларисы - потомок рейнских баронов. Впрочем, точные детали происхождения доподлинно неизвестны. С тем же успехом Рейснеров причисляли к евреям и судачили, что их предок был крещеным иудеем. Забавно, что уже в наше время в число «своих» включили Ларису сайты «Известные немцы России» и «Известные евреи России».
Будучи революционеркой, она страшно хотела родиться 1 мая, поэтому везде в документах указывала днем рождения именно этот день, считающийся в Европе великим праздником ведьм и Вальпургиевой ночью. В каком-то смысле она и была ведьмой.
От «безобразной девочки» до богини
Впервые взяв на руки новорожденную Лару, ее мать напугалась.
- Когда ты родилась, Кант лежал на столе папином и смеялся своими страницами чистого разума над суетой и надеждой моей по поводу рождения безобразной девочки, - написала в дневнике Катерина Александровна Рейснер.
Однако прошло совсем немного времени, и «безобразная девочка» стала прехорошенькой, а потом - превратилась в одну из самых красивых женщин эпохи.
- Несла свою красоту, как факел, - говорили про Ларису. - Проходила по улице - мужчины замирали как вкопанные.
- В ней начисто отсутствовала анемичность, изнеженность, - это была не то античная богиня, не то валькирия древненемецких саг… - писал прозаик Юрий Либединский.
Красота - штука специфическая. Многие чаровницы прошлых веков уже не кажутся нам такими. Но Лариса - другой случай. Даже спустя сто лет, когда смотришь на ее фото, просто удивляешься: столько жизни, что аж зубы сводит.
Поэзия с подвохом
Ее отец был тот еще фрукт. С одной стороны, считался видным марксистом и дружил с Ульяновым-Лениным. С другой - докторскую по философии он получил за «Трактат о Божественном происхождении царской власти». А еще умудрялся стучать на коллег в полицию. Неудивительно, что семья без проблем вернулась из эмиграции в Питер, получила большую квартиру, а отец устроился на работу в Психоневрологический институт.
Психоневрологичку создал ученый Бехтерев, мечтавший соединить в одних стенах весь спектр наук о человеке. Здесь проводили множество исследований, щедро платили и неудивительно, что сюда тянулись и молодые ученые, и выдающиеся преподаватели.
Лариса тоже училась у Бехтерева и даже принимала участие в изучении проблем бессмертия. Тогда же она в виде стихотворений формулировала разные научные постулаты, которые до сих пор любят приводить на занятиях студентам медицинских вузов. Очень известна в этих кругах, к примеру, ее «Песнь красных кровяных шариков»:
«Мы принесли, кровеносные пчелы, // Из потаенных глубин // На розоватый простор альвеолы // Жаждущих соков рубин».
Вскоре девушка увлеклась литературой окончательно и перевелась на филфак. Бехтерев негодовал: непонятная профессия, мутные перспективы. И в принципе был прав. Заведение писательница так и не закончила. Зато, будучи еще студенткой, решила вместе с отцом пропиарить себя с помощью литературного журнала «Рудин».
- Свой журнал иметь неплохо: пишет папа, пишет дочь. Мама написать не прочь, - шутили над ними.
В журнальчик пописывали все Ларисины родственники. Но больше всего там публиковали ее стихи. Они перемежались критикой всего и вся. «Рудин» умудрился обгадить даже модного тогда Игоря Северянина и набиравшего силу Владимира Маяковского. Александр Блок ерничал, что только ему «плюющийся грязной злобой» «Рудин» посвятил пару добрых слов, отметив, что Блок - «большой, незабываемый, и его влияние громадно». И то, судя по всему, такой лести поэт удостоился по блату. В свое время батя Лары учился у отца Блока.
Деньги, самопиар и красота обеспечили девушке место в литературных кругах. Все испортил Николай Гумилев.
Красавица и чудовище
В конце января 1915 года Рейснер встретила Николая и пропала. Молодой офицер приехал с фронта, где получил Георгиевский крест. Он присутствовал на поэтических посиделках в клубе «Бродячая собака» и после выступления Ларисы заметил прямо и честно:
- Вы красавица из ряда вон. Но поэтесса бездарная.
Лариса остолбенела. Никто не говорил ей такие вещи. Она привыкла к статусу королевы, и что все мужики просто плывут перед ней. Есенин, едва увидев, предложил жениться, но гордая красавица ответила:
- В одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань.
Впоследствии многие говорили: «трепетная лань» полюбила Гумилева именно за то, что тот спокойно сказал ей: «Ты не поэт».
Гумилев был чудовищно некрасив: коротконогий, косоглазый, с зеленой кожей, большим, словно приделанным искусственно, носом. С юности он вычитал у Оскара Уайльда, что внешность - не главное: обворожительным можно сделать себя усилием воли. Николай Степанович включил волю и преуспел. Устоять перед ним не могла ни одна красавица.
Лара стала называть его Гафизом, он ее - Лери. Гумилев был женат на Ахматовой, но это не мешало ему иметь многочисленных любовниц.
- Она увела у меня Гумилева, - жаловалась Анна Андреевна. Будучи интеллигентной женщиной, она все знала, но терпела и писала: «Жгу до зари на окошке свечу // И ни о ком не тоскую, // Но не хочу, не хочу, не хочу // Знать, как целуют другую».
Роман Гумилева и Рейснер нельзя было назвать идеальным. Николай откровенно издевался над красавицей. В разлуках ее распалял, писал, как скачет по степям, выкрикивая ее имя ветру. А вернувшись из очередной поездки, неожиданно назначил девушке встречу в публичном доме. Конечно, ему по карману было снять любую гостиницу. Но как же приятно было лишний раз унизить Лариску!
Про Рейснеров говорили, что их фамильная черта - гордость. Эта самая гордость сквозила в каждой арийской черточке Ларисы, и вдруг - по первому зову она бежит к нему в публичный дом. Поди плохо?
- Я тогда была невинна. В публичном доме он сделал со мной все, что хотел. А я была так влюблена, что пошла бы за ним куда угодно, - жаловалась потом Рейснер Ахматовой.
В голодные годы Лариса Михайловна, холеная, ухоженная, додумалась прийти к бывшей сопернице, чтобы нажаловаться ей на бывшего мужа.
Королева матросов
От любви она страдала, сравнивая себя с другими. Однажды в «Приюте комедиантов» Лариса встретила Маяковского. Незадолго до этого он тусил здесь с Лилей Брик, которая забыла сумочку и отправила за ней Володю.
- Вы вот нашли сумочку и будете теперь таскать за ней всю жизнь, - хмыкнула Рейснер.
- Да ничего, Лариса Михайловна, - улыбнулся Маяковский. - Я могу и в зубах носить. В любви обиды нет.
Ее задело все. И то, что поэт волочился за какой-то Брик, а не за ней. И то, что она даже представить бы не смогла, чтобы Гумилев вот так поперся бы за ее забытой вещью.
Вскоре любвеобильный Николай охладел к Ларе. Подпись «твой Гафиз» в письмах сменилась на «твой НС». Он уехал в полк во Францию, откуда должны были отправить в Египет русские эскадроны. Оттуда прислал ей последнюю открытку с напутствием: «Лариса, развлекайтесь, но не занимайтесь политикой». И Лару бомбануло.
Сохранились воспоминания Веры Инбер о том, как Рейснер бодрым шагом направилась в Смольный. Ворвалась в коридоры, чуть ли не ногой открыла первую попавшуюся дверь и фактически предложила себя большевикам. Сказала без обиняков: «Я езжу верхом, я умею стрелять, я могу ходить в разведку, и я не боюсь смерти».
Большевики подобрали челюсти с пола. Они не были избалованы вниманием столичной интеллигенции, и дамочку приняли с распростертыми объятиями. Так довольно скоро Лариса стала комиссаром Балтфлота и королевой матросов. В 1918 году на корабле «Ваня-коммунист» она познакомилась с 17-летним пулеметчиком Севой.
- Когда она пришла к нам, матросам, мы устроили проверку, - вспоминал он. - Посадили на катер-истребитель и поперли под пулеметную батарею белочехов. Даем полный ход. Наблюдаем за бабой - она сидит.
Рейснер поразила служивых своей храбростью. Того самого испытания не выдержала не она, а они сами. Испугались, стали поворачивать, а баба закричала сердито: «Куда? Почему так рано? Надо вперед!» И этим бесстрашием покорила команду.
Впоследствии пулеметчик станет известным драматургом Всеволодом Вишневским и напишет пьесу «Оптимистическая трагедия». Главная героиня там - женщина-комиссар, направленная на боевой корабль Балтийского флота. Матросы встречают комиссара насмешками, предлагают «пожениться». Но та выстрелом из браунинга убивает первого, кто пытается покуситься на ее честь.
- Ну, кто еще хочет попробовать комиссарского тела? - эта фраза стала мемом своего времени.
А в образе отважной женщины в кожаной тужурке, конечно, угадывается Лариса Рейснер.
Кстати, в спектакле БДТ ее роль сыграла замечательная Лариса Малеванная. Она признавалась, что много думала над личностью героини, искала противоречия:
- Очень сложно играть только черное или только белое. Мне до конца так и не было понятно, почему интеллигентная, образованная женщина вдруг возглавила стихийную массу и вознамерилась ее куда-то повести...
Советская Мата Хари
Про зеленоглазую бестию слагали легенды. С издевательской улыбкой она расстреливала белых, лично участвовала в сложнейших интернациональных операциях, которые курировал Троцкий. Вспоминала:
- Мы с ним большие друзья. Я назначена комиссаром разведывательного отдела. Набрала и вооружила для смелых поручений 30 мадьяр. Достала им лошадей, хожу с ними в разведку. Говорю с ними по-немецки.
Еще одна пассионария, Елизавета Драбкина, дала такой портрет нашей героине:
- Впереди на вороном коне скакала женщина в солдатской гимнастерке и широкой клетчатой юбке, синей с голубым. Ловко держалась в седле, неслась по вспаханному полю. Эта была Лариса Рейснер, начальник армейской разведки. Прелестное лицо всадницы горело от ветра. У нее были светлые глаза, от висков сбегали схваченные на затылке каштановые волосы. Высокий лоб пересекала суровая морщинка.
И хотя Рейснер была против, чтобы ее деятельность называли шпионской, в зарубежных газетах и по сей день ее именуют не иначе как «советская Мата Хари» или «прекрасная советская шпионка». А самая красивая легенда о ней гласит, что именно Лариса отдала приказ о первом выстреле с крейсера «Аврора», дав сигнал к штурму Зимнего.
Легендарным стал поход ее флотилии по Волге и Каме 1918 года. Флотилией командовал Федор Раскольников, ставший ее новой любовью. Федор был любимцем крондштатских моряков, близким другом Ленина. Он назначил Рейснер своей помощницей, пристроил на хорошие должности всю ее родню.
Поход в Казань выдался для Лары на редкость удачным. По пути шествия флотилии на берегах рек попадались помещичьи имения, в которые, она, не гнушаясь, заходила. Отбирала у хозяев лучшие платья и драгоценности и появлялась на корабле в пышных нарядах. Моряки падали ниц перед растакой красотой и дали ей прозвище «красная барыня».
- Это плоды революции, и я ими пользуюсь, - спокойно отвечала она.
Один из примечательных эпизодов произошел, когда красные захватили царскую яхту. Раскольников сделал судно своим штабом, а комиссарше выделил лучшие каюты. Первым делом Лариса приняла ванную в шампанском. Потом повалялась на подушках императрицы, выгуляла несколько ее туалетов. И неожиданно увидела на окне каюты роспись государыни, сделанную алмазом. Собственным алмазным перстнем Лариса зачеркнула монархическую метку и оставила свои инициалы.
В Астрахани суда волжской и астраханско-каспийской флотилий объединились. Рейснер участвовала в Энелийском походе на эсминце «Карл Либкнехт». Операция была успешной: флот белых, интернированных англичанами в Энзели, был захвачен и выведен в Советскую Россию.
Пиры в голодном Петрограде
Лариса не находила удовлетворения в военных успехах. Хотела быть писателем, попробовала себя как публицист. Ее очерки оказались успешнее поэзии. А фронтовые репортажи заходили на ура.
Вернувшись в Петроград вместе с мужем Раскольниковым, Лариса занимает квартиру бывшего министра Григоровича в Амиралтействе. Устраивает себе будуар в восточном стиле.
Однажды Рейснер и Раскольников закатили званый обед для царских адмиралов. После него собравшихся арестовали и вскоре расстреляли.
Знаменитый питерский филолог Борис Аверин считал, что у Рейснеров имелся изъян:
- Видимо, у них за душой было что-то такое, что они боялись обнародовать. Бунин не пошел к большевикам. Куприн не пошел. Борис Зайцев, Иван Шмелев - не пошли. А интеллигентные и якобы либеральные Рейснеры - помчались. Они страшно хотели быть ближе к самой главной власти, понимая, что только так их простят за все...
За что именно прощать - можно было только догадываться.
Рейснеры привыкли жить на широкую ногу. Поэтому, с возвышением дочери, вообще перестали себе в чем-либо отказывать.
- Мы строим новое государство. Мы нужны людям. Наша дельность созидательная. Было бы лицемерно отказываться от того, что достается людям у власти, - талдычила Лариса.
Или еще одна ее крылатая фраза:
- Мы расстреливали, расстреливаем и будем расстреливать!
В голодные годы, когда в Петербурге умирали на улицах люди - в доме у Ларисы устраивались приемы с черной и красной икрой. На свои мероприятия она приглашала поэтов, которые недостаточно оценили ее творческие заслуги. Бывал на таких вечерах Осип Мандельштам. Он был знаком с Ларисой с молодости и, в отличие от Гумилева, никогда ее не троллил и даже защищал.
- У нее развратная походка, - говорили ему.
- Что вы, у нее прекрасная походка. Как морская волна, - возражал поэт.
- Она лядина! - ругались на Ларису.
Мандельштам возражал, что Рейснер - никакая не лядина, а «гений бестактности». Вспоминал, как на дипломатическом приеме она увидела какого-то французского лейтенанта. Обомлела, пошла к нему навстречу. «Так стояли друг напротив друга в замешательстве, и оба красивые», - мечтательно заключал Осип Эмильевич.
Впоследствии он рассказывал, что, пока супруг мотался по кораблям, Лариса, обволакивая и вызывая на откровенность полуголодную интеллигенцию, сдавала потом слишком вольнолюбивых собеседников в ЧК.
Рис для соперницы
Стоит ли сомневаться, что как женщина она была симпатична Мандельштаму. А вот вернувшийся из странствий Гумилев так обалдел, узнав, что Рейснер с большевиками, что переходил на другую сторону улицы, едва завидев ее. Лариса Михайловна в долгу не осталась. Мстила всеми доступными способами.
В те годы питерская интеллигенция активно занималась «пайколовством». Правдами и неправдами в условиях голода и войны деятели культуры стремились получить как можно больше пайков. Пайки общества «Капля молока», например, доставались художнику Анненкову и Корнею Чуковскому. Два мужика питались в обществе, которое должно было помогать матерям с детьми. Каждый выживал как мог.
Однако Лариса лично следила, чтобы никакой такой халявы Гумилеву не перепало. Узнав, что он читает лекции на флоте, она выпустила бумагу с требованием не кормить Николая даже флотским супом.
Зато в августе 1920-го, когда Ахматовой не на что было жить, Лариса с барского плеча прислала ей мешок риса. Анна Андреевна раздала его соседям и больным детям. Вскоре, вся нарасфуфу, холеная в шелковых чулках, приколбасила сама Лариса - посплетничать про их Николая.
Впоследствии Лидия Чуковская спросила у Ахматовой, какой была Рейснер.
- Слабая, смутная, - неожиданно ответила Анна Андреевна. - Она сказала мне в конце встречи: «Я отдала бы все, чтобы быть Ахматовой». Глупо, правда?
В этой женщине, которая лично расстреливала проштрафившихся матросов, жила странная сентиментальность.
От казарм до Кабула
Еще одним эпизодом в фееричной жизни Ларисы стал Афганистан. После подавления мятежа матросов муженек Рейснер впал в немилость. Проштрафившегося начфлота вместе с женой «сослали» полпредом в Юго-Западную Азию. Рейснер и там развела активную шпионскую деятельность. Закорешилась с любимой женой и матерью эмира, через них пыталась влиять на правителя Афганистана. В Кабуле она написала книгу блестящих очерков, которые до сих пор изучают на журфаках.
Во время долгой командировки Лариса узнала о смерти Гумилева и проплакала всю ночь. Она считала, что, будь она в Москве, этого бы удалось избежать. Затем последовал выкидыш, в котором Рейснер обвинила мужа.
Знакомым и друзьям она жаловалась, что ее благоверный вовсе не хороший парень, каким хочет казаться. Именно он, мол, распускал слухи о ее сексуальной невоздержанности, о том, что ненасытная Лариса ходила за сексом в казармы. Близким подругам она показывала рубец на спине: якобы след от нагайки Раскольникова.
В 1923-м Рейснер вернулась в Москву, наобещав мужу вызволить его из Афганистана. Вместо этого он получил требование о разводе. И хотя развода не дал, Лара нашла нового покровителя - Карла Радека, руководителя Коммунистического Интернационала. Он был уродливым, но влиятельным. А еще талантливым писателем.
Говорят, что после знакомства с Радеком существенно улучшилось качество ее письма. По мнению некоторых, Карл то ли писал за нее, то ли активно правил ее материалы. В любом случае, она прислонилась к нему, чтобы продолжить литературную карьеру.
Чертово молоко
Первым правительственным заданием, полученным Ларисой и ее новым мужчиной, было спровоцировать рабочих на бунт в Германии осенью 1923 года. Дело не выгорело: бунтовщиков набралось человек триста, они пошумели и разошлись. Но Рейснер написала очерк, существенно преувеличив масштабы мероприятия.
После этого ее жизнь закипела. Она окунулась в гущу народной жизни: спускалась в шахты Донецка, ездила на Урал, была на нефтяных промыслах, поднималась на все вершины, опускалась во все стремнины. Вышло несколько сборников очерков Рейснер, которые специалисты считают ее лучшими работами. У нее как будто открылось второе дыхание. Увы, ненадолго.
В 1925 году Лариса приехала к маме, и там, по разным версиям, то ли поела пирожных с кремом из плохого молока либо просто выпила это чертово молоко. На следующий день вся семья попала в больницу с тифом. Мама и брат Игорь быстро поправились, а Ларисе становилось все хуже. Не помогли даже кремлевские врачи. 9 февраля Рейснер не стало, а безутешная мать покончила с собой еще до похорон дочери.
Один из некрологов писал, что ей бы умереть в степи, на море или в горах с винтовкой или маузером в руках, но никак не от молока.
Гроб с телом Ларисы выставили в Доме печати на Никитском бульваре. Болезнь забрала красоту женщины, которой не было и 31 года. Черты заострились, глаза запали и почернели, а подсохшие губы не закрывались и обнажили остренькие зубки.
Проводить революционерку в последний путь собрались дипломаты, военные, писатели. Безутешный Радек не мог стоять на ногах - его вели за гробом.
Судьба династии
Узнав о смерти Ларисы, Мандельштам заметил:
- Она вовремя умерла.
Современные авторы любят обсуждать, что было бы, если бы Лариса Рейснер дожила до 30-х годов. Они считают, что, поддерживая Троцкого и имея в окружении таких людей, как Гумилев, Радек и Раскольников, она вряд ли осталась бы в живых. Ведь пули, которые не задели ее на фронтах, убили всех ее любимых мужчин. Раскольников, например, в 1938 году был объявлен врагом народа, стал невозвращенцем и был ликвидирован НКВД во французской Ницце. В застенках НКВД погиб и Карл Радек, которого признали «заговорщиком и шпионом всех иностранных разведок».
Отец Ларисы умер в 1928-м. Михаил Андреевич написал первую советскую Конституцию, но, по слухам, поссорился со Сталиным, и тот приказал «забыть Рейснера».
Но их род не угас. Брат Ларисы Игорь стал известным ученым-востоковедом. Внучка Игоря, Марина, - доктор филологических наук и специалист по литературе Персии. А дочь Марины, Юлия, стала редактором журнала и написала книгу «Путеводитель по горячему сексу».
Три выкидыша и приемыш Алеша
Близкие говорили, что Лариса Рейснер очень хотела стать мамой, но у нее никак не получалось. За свою короткую жизнь она пережила три выкидыша. Врачи были убеждены: чтобы сохранить беременности, революционерка должна была лежать, а не скакать на конях.
В разные периоды своей жизни Рейснер пыталась кого-то усыновить. Особенно хотела взять детей Николая Гумилева. Когда узнала, что в трудные годы он отдал свою маленькую дочь Леночку в детский дом и пытался устроить туда же сына Леву, Лара связалась с Ахматовой и предложила забрать мальчика к себе. Но Анна Андреевна наотрез отказалась.
После смерти Гумилева уже мать Рейснер надумала удочерить его двухлетнюю Леночку, рожденную от второй жены Анны Энгельгардт.
- Жена у него - лахудра. Надумала я взять девочку. Одинокую и беззащитную. Одобряешь? - поинтересовалась Екатерина Александровна.
Дочь ответила, что полностью поддерживает и готова помочь всем, чем сможет:
- Если бы видела его перед смертью, все бы ему простила... Жаль, что маленькая на него не похожа, - закончила письмо Лариса.
Но и с Леночкой не выгорело. Ее родная мать воспротивилась. В итоге девочка выросла за кулисами театров, тоже стала актрисой и умерла от голода вместе с родительницей в блокадном Ленинграде.
Лариса осуществила свою мечту о материнстве за год до смерти. Она была в командировке в Екатеринбурге и взяла на воспитание мальчика Алешу Макарова. Его отец погиб на Гражданской войне, а мать, работая поломойкой, не могла прокормить семерых детей.
- Она долго возилась с моей головой. И в больнице лечила, и дома. Стригущий лишай у меня был. Ночью, когда все произошло, мне стало вдруг так жалко ее. Зачем Лариса Михайловна померла? - говорил Алеша.
После смерти Ларисы Михайловны ему по распоряжению благодетельницы должны были отчислять 50 процентов гонораров за выходящие книги Рейснер. А другие 50 процентов должны были идти в издательство МОПРа. Как сложилась судьба мальчика - неизвестно. Его следы потерялись.
Кстати
- В семье Рейснеров, помимо Алеши, воспитывался приемный сын Лева, отец которого - революционер Павел Дауге - не мог им заниматься. Павел передал Левочку своему другу Михаилу Рейснеру, отцу Ларисы. Мальчик получил фамилию и отчество приемного отца. Потом стал подводником и совершил подледное плавание. А в 1930-х был осужден на 15 лет и умер в заключении, не дожив до сорока.
