Чудеса случаются - и чаще всего это происходит в период с Рождества до Крещения

Подарок читателям: святочный рассказ писателя Валерия Зеленогорского

В святочную неделю особенно хочется верить в то, что именно сейчас и именно с вами случится нечто необыкновенное. Святочный рассказ писателя Валерия ЗЕЛЕНОГОРСКОГО об этом. Автор 11 книг, в том числе, культовой «В лесу было накурено», дарит своим читателям и, особенно, читательницам, надежду на то, что все еще будет - и все будет хорошо!

Светлану позвали к телефону, она сказала девочкам из группы продолжать упражнение и прямо на коньках пошла в комнату к заливщикам, где стоял телефон.

Настроение у нее было пасмурным, тренировки ее группы фигуристов поставили на семь утра, нужно было освободить время перспективным, готовящимся на Кубок Москвы, и ее группу поставили на утро, бесплатная группа бесперспективных детей с таким же неудачником-тренером, каким ее считало руководство.

Дело было под Новый год, ездить через весь город ранним утром, когда в метро только неудачники, не сумевшие добиться начинать трудовой день в десять утра или вообще не ходить на работу.

Она взяла телефон и услышала нечто странное, звонил какой-то тип и предлагал работу в новогоднюю ночь, она ничего не поняла, но он обещал приехать через пару часов и все объяснить.

Она вернулась на лед и продолжила занятие, ее дети катались неуклюже и трогательно, ей дали эту группу детей из многодетных семей, которые не могли оплачивать занятия, за них платили спонсоры, которые строили развлекательный центр со стриптизом, алкоголем и игровыми автоматами.

Дети катались, а Светлана готовилась к встрече с работодателем.

Новогодняя ночь ею не планировалась, она знала, что посидит с родителями, а потом ляжет спать и никуда не пойдет.

Мужа у нее не было, подруги все были замужем, в свои 32 ей уже встречать семейный праздник в чужом доме было неудобно, да и не звали особенно, да и она не рвалась кружить в танце в гирляндах и блестках под залпы пиротехники.

Она с пяти лет ходила на фигурное катание; были успехи в парном катании, но в шестнадцать она стала неожиданно полнеть и ее списали в неперспективные, партнер и первая любовь ушел к другой, он двинулся вверх, а она осталась на месте.

Делать ей было нечего, она поступила в институт физкультуры и стала детским тренером, учила детей единственному ремеслу, которым владела, так и жила.

Муж у нее, правда, был, но давно, она даже забыла о нем, после активного спорта оказалось, что она ничего не знает о жизни за пределами катка, она оказалась совсем не готовой к взрослой жизни, мальчик-партнер, с которым она каталась, был единственным мужчиной в ее жизни, она с ним даже целовалась пару раз, а потом он ушел к другой и все.

На втором курсе она поехала с подружкой на Домбай и на подъемнике увидела своего мужчину, он и стал ее первым и последним мужем, так она считает до сих пор.

Он был красив, силен и решителен, она не успела даже ахнуть, как оказалась в его волосатых лапах и пропала, он закружил ее в круговорот бессонных ночей, танцев на снегу и водочного угара и папирос, от которых хотелось петь.

Подружка перебралась в другой номер, подальше от греха, лежащего на соседней кровати, неделя прошла, и Светлана повезла его домой, не представляя, что сможет с ним расстаться.

Когда они ввалились в 44-метровую квартиру на Бойцовой улице, воцарилась тишина.

Папа, мелкий ученый в КБ кожевенной промышленности даже уронил любимую чашку с олимпийским мишкой, мама, заслуженная учительница младших классов, шатаясь, поползла пить валокордин и готовится к инсульту.

Светлана взяла своего Жору за руку и объявила: «Это муж, я его буду любить, а вас прошу жаловать».

Папа церемонно поклонился, не забыв, как его, деревенского хлопчика, встречала мама его жены с поджатыми губами и сведенными скулами спящего аллигатора.

Мама выпила еще валокордина и сразу вдогонку две но-шпы и сказала: «Проходите».

Потом они долго сидели за столом, папа деликатно выспрашивал Жору , кто папа, кто мама, чем на хлеб будете зарабатывать, дочь отдавила ему ногу, и он отстал.

Жора оказался наполовину джигитом московского розлива, студент и спортсмен с манерами грузинского князя, мама на ватных ногах носила из кухни еду и молчала, она что-то чувствовала неладное, но радость дочери омрачать не хотела, сказала, как в фильме «Ирония судьбы»: «Поживем-увидим».

Она всегда так говорила - цитатами из классики или кинофильмов, проверенных временем.

Потом все легли спать, родители ушли в детскую, а молодые в «гостиную» - так называлась большая комната, где стоял телевизор и «горка» с хрусталем.

Жора спать никому не дал, он ржал, как лошадь, накалял замерзшую на холодном льду Светлану, родители тоже не спали, такого грохота в их квартире никогда не было.

Под утро мама встала выпить воды и в кухне встретила Жору без трусов, пьющего молоко из пакета, мама юркнула назад, забыв, что хотела сделать.

Через год выяснилось, что Светлана не может родить из-за простуженных женских органов на катке, родители Жоры стали искать ему здоровую девочку из папиного рода, и он ушел, тихо пропал, растворился, оставил в сухом остатке трое трусов и куртку с надписью «СССР».

Светлана поплакала, пару раз встречала его украдкой, но не подошла, он был не один, он был с другой, здоровой и беременной.

Мама перекрестилась, когда Жора ушел, папа как атеист просто жалел дочь, но в квартире воцарились прежние покой и тишина, привычный уклад, заведенный многими годами никто уже не нарушал.

Тренировка закончилась, она сидела на бортике и ждала, наконец, явился молодой человек, в костюме, с косичкой творческого работника, с портфелем и ноутбуком.

Он быстро, без предисловий, сообщил, что в новогоднюю ночь нужно покататься на катке одного небедного господина в костюме девушки из фильма «Покровские ворота».

Время работы с одиннадцати до четырех часов утра, по сто долларов за час.

Ее привезут и отвезут, кофе, чай и бутерброды нужно взять с собой, на раздумья минута, цена максимальная, торг неуместен.

Светлана ответила сразу, деньги хорошие, посидеть с родителями она успеет первого числа, этих денег хватит, чтобы купить ноутбук (часть денег у нее была) или поехать в Египет на Старый Новый год и погреться на солнце.

Типчик в костюме продавца страховок дал аванс, записал ее адрес и исчез в клубах пара заливочной машины.

Туда он и вспорхнул договориться с заливщиками на выездную халтуру в подмосковной усадьбе.

До Нового года осталось три дня, тридцатого числа она всегда встречалась с двумя подругами, и они проводили девичник; подруги были свободными женщинами, своих мужей они выгнали сами и теперь жили для себя.

Они зарабатывали неплохие деньги, одна ковырялась в чужих зубах, вторая продавала лекарства оптом больнице, где ее мама была главным врачом.

Богатые подруги водили ее по разным местам и в этом году обещали нечто особенное.

Сначала они поужинали в «Пушкине», потом уже пьяные перешли в «Красную шапочку», где совали в трусы напомаженным «гладиаторам» мелкие деньги и ржали, глядя, как бывшие мужчины, раздутые стероидами, торговали собой вместо того, чтобы работать в народном хозяйстве.

Один чернявый, очень похожий на Жору, предлагал себя на крейзи-меню, но Светлана его отвергла, представила маму, которая умрет сразу, увидев его в стрингах в их малогабаритной, аскетической квартирке, про папу она даже думать не хотела, он исповедовал советскую мораль - такому там места не было, мужчина в таком белье сразу бы поехал в Кащенко на постоянное место жительства.

На утро тридцать первого она стала подгонять себе костюм, дома она сказала, что едет в группе ветеранов-фигуристов на шоу в один пансионат, и прилегла поспать перед трудовой ночью, тем более, что голова после вчерашнего гудела

Спать не давал калейдоскоп из смазанных каким-то маслом жоп из предыдущей ночи, пока она не вызвала нежный образ снежинки из первого класса своего детства, платные жопы не унимались, но снежинка, кружащаяся в ритме вальса, победила хоровод бессмысленных задниц, и она уснула, умиротворенная исходом навязчивого видения.

В девять пришла машина с водителем, похожим на Харрисона Форда, от него вкусно пахло, он вел машину ровно и быстро и молчал завораживающе, она видела все дорогу его затылок и руки на руле, сильные, с длинными пальцами и без обручального кольца.

Еще он слушал не радио «Шансон», а классику рока, все хиты семидесятых, Светлана тоже любила такую музыку и даже была влюблена когда-то в Леннона на фотографии с женой, где он голый, а она вся в черном, и они свернутые, как два эмбриона в одном теле.

Они проехали новогодний город с людьми, оставшимися на улице, с теми, кто не торопится к семейному столу, с теми, кого никто не ждет, она даже обрадовалась, что у нее есть дело на эту ночь, единственная ночь в году, когда одиночество непереносимо.

За городом они поехали быстрее и скоро въехали в поселок, который охраняли стрелки с не игрушечными автоматами, во всех домах горели елки, подъезжали машины, хлопали двери, во всем чувствовалось, что ожидание праздника захватило всех.

На территорию дачи заехали, шурша шинами по брусчатке, видимо, украденной с какого-то поместья в Подмосковье.

На теннисном корте был залит каток, в центре стояла шикарная елка с золотыми шарами и бантами, на льду конфетными буквами было написано «Я тебя люблю» и в центре сердечко в золотом обрамлении.

Знакомые заливщики заканчивали последние штрихи по личному эскизу таинственного заказчика, азербайджанский ампир, сказал один маэстро другому, оба засмеялись, но негромко, чтобы не услышали вертухаи из охраны.

Она прошла в раздевалку рядом с кортом и стала собираться для своего шоу по чужому сценарию и под чужую музыку.

Зазвучал вальс из фильма «Мой ласковый и нежный зверь», и она вышла прокатиться, чтобы почувствовать лед, лед был хорош, она прокатилась, ощутила размер площадки и поняла, что она может здесь показать.

В окне второго этажа мелькнула какая-то фигура, в разных местах катка загорелись глазки видеокамер, она поняла, что ее видят всю, ей даже показалось, что камера есть даже в ее костюме, и ей даже сплюнуть не удастся или утереть заледенелый нос под пристальным глазом камер.

Стало даже неприятно, как в бане у бабушки, где за ней подглядывал местный дурачок, больной с детства на все голову.

Фильм «Покровские ворота», снятый 35 лет назад, до сих пор навевает ностальгические воспоминания и будит нежные чувства...

Фильм «Покровские ворота», снятый 35 лет назад, до сих пор навевает ностальгические воспоминания и будит нежные чувства...

В доме на втором этаже сидел за накрытым столом нестарый мужчина, совсем лысый, вес и рост его был одинаков - 150х150 ( кг; см).

Имя Сеня ему не нравилось, но он любил свою мамочку и никогда бы ее не огорчил, иногда с девушками он называл себя Ричард, но редко.

Его жена и дочь жили в Норвегии постоянно, в Москве он жил один, работал с газом и нефтью, его одноклассник по Питеру взял его в команду, и теперь он из мелкого фраера стал крупным и мог себе позволить многое.

Он не поехал на Новый год к семье, собирался второго, а эту ночь он собирался провести с девушкой-студенткой филологом, которая приедет после встречи Нового года с родителями.

Он прошел увлечение балеринами и сериальными актрисами, потом были телеведущие, а теперь чистая душа, студентка филфака, которую он долго завоевывал и победил с помощью миленькой студии на Мосфильмовской в новом доме и красной трешечкой из трех букв немецкого алфавита.

На этом она сломалась и стала с радостью перебирать его жирные складки на выступающих частях его немаленького тела.

Лет ему было мало, в тридцать он выглядел на пятьдесят, чем очень гордился, он еще ребенком страстно хотел выглядеть взрослым, чтобы пресечь нападки сверстников, от которых натерпелся.

...многие обожают Олега МЕНЬШИКОВА именно за роль Костика...

...многие обожают Олега МЕНЬШИКОВА именно за роль Костика...

Его во дворе звали Хрыч, имя из похабного стишка, где говорилось о том, чтобы он справлял свою нужду половую по месту жительства и не ходил по молодым и красивым.

До взлета на нефтяной фонтан так все и было, красивые не давали даже за деньги, из-за лишнего веса он поливал себя парфюмом по флакону в день, а это отпугивало даже лишенных совести и обоняния, но уж потом он за все отомстил, по полной программе, никого не пропустил, всем досталось.

Отлились им волчьи слезы, многие запомнили его, за все заплатили твари обоего пола.

Он даже послал своих людей в Питер сломать руку Григорьеву в его день рождения, подарок сделал своему однокласснику, который окунул его в пятом классе в унитаз, его люди аккуратно сломали ему правую руку, печать которой Сеня чувствовал на своей шее до сей поры.

Светлана осмотрелась по сторонам; в машине рядом с кортом сидели заливщики, два довольно занятных парня, почти ее ровесники, один был дизайнер по рекламе на льду, второй управлял заливочной машиной и был лучшим специалистом в Москве по этому делу, они не пили на работе, ни с кем не общались.

Один мечтал сделать граффити на Мавзолее, а второй залить льдом все центральные улицы, чтобы все машины встали в один момент, и наступило бы царство пешеходов, антиглобализм был их религией, анархия была им мать.

Рядом неподалеку два сына гор в белых колпаках жарили барана на вертеле и вели неспешный разговор о преимуществе восточной цивилизации во всем мире.

...о героине рассказа больше по душе типаж Харрисона ФОРДА

...о героине рассказа больше по душе типаж Харрисона ФОРДА

У парадного крыльца сидел в машине «Харрисон Форд» и мрачно смотрел в окна, где почивал его босс, он бывший военный, бросивший служить Родине за копейки, пошел в услужение этому борову, из-за режима работы он потерял семью и теперь он один и есть деньги, а счастья нет и до утра он будет сидеть, а потом летать по разным местам и ждать, пока его босс не отведает всего во всех помойках смердящей Москвы.

Он устал ждать его ночами под окнами кабаков и притонов, он хотел служить Родине, а не этому жлобу из культурной столицы.

Ему раздался звонок в 23.15 и до боли противный голос с интонацией Михалкова прогавкал коротко.

- Пусть начинает!

ХФ вышел из машины, прошел к корту и сказал Светлане: «Начинайте! Пожалуйста!».

Светлана начала кататься, она дома посмотрела еще раз «Покровские ворота», все вспомнила и начала изображать на льду мечту таинственного силуэта в эркере второго этажа, видно было, что он следит за ней, потом он исчез у окна и сел за стол провожать старый год, который у него был не хуже прошлого, он стал смотреть на огромный экран, в котором видел все уголки своего дома, смазанную помаду на губах фигуристки, полноватые бедра и дырочки на ушанке из костюмерной «Мосфильма».

Он был помешан на этом фильме; он представлял себя Костиком, порхающим от Догилевой к фигуристке, он мечтал перешутить Велюрова, вместо Кайранского пролететь на «Харлее» по бульварам до Садового, но не мог.

Он реконструировал свою детскую мечту.

Он мог бы нанять сегодня Броневого и Догилеву посидеть с ним за столом, он мог бы даже Михал Михалыча Казакова нанять читать ему Бродского, но уже поздно, пусть будет только одинокая фигуристка на его катке и он в теплом доме, ожидающий свое законное приобретение из конюшни МГУ.

Он так и не научился кататься на коньках, пробовал, но не научился, бронхи оказались слабыми, в ту зиму он проболел до марта и не стал Патриком Пера, толстый мальчик с канала Грибоедова, живший с мамочкой, добрым ангелом.

Он глядел на экран, где катался клон его мечты, она старалась, выписывая фигуры обязательной программы, какие-то вензеля, за которые она лишилась женского счастья, коньки резали лед, крошки серебристого льда вылетали из-под коньков и таяли, как слезы на ветру в плохом фильме.

Светлана сама заплакала от этих воспоминаний, холодный лед, на котором она выросла ради призрачного успеха, который не случился, сколько раз ей хотелось выбросить коньки в окно и уйти с детьми в парк и на речку, но она знала: «Учеба и труд все перетрут» - вот и перетерли ее пору золотую, перебили два лезвия фирмы «Томсон» - мечта юных фигуристов.

Слезы высохли сами, когда она увидела, как ХФ несет на подносе бокал шампанского, он подал ей бокал, она взяла бокал дрожащей рукой, и тут раздался бой курантов.

- С Новым годом! - сказал ХФ. - С Новым счастьем!

Он улыбался, с грустными глазами стоял совершенно чужой мужчина, но Светлана почувствовала, что в этот момент он единственный и свои слова он говорит ей, только ей одной, единственной женщине в мире, танцующей в подлунном мире.

Из машины друзей анархистов тоже крикнули поздравление, два восточных человека, кричали ей на гортанном наречии что-то хорошее.

Она подняла глаза на второй этаж, чтобы чокнуться с тенью, но тени не было, он сидел за столом и выходил из себя, он рявкнул по громкой связи: «Пусть она танцует!».

Она поставила бокал на бортик и стала танцевать под «Дискотеку Аварию» -  что-то про Новый год.

ХФ вернулся в машину, играя желваками: «Вот сука! Позавидовал чужой радости – так всегда у него, к чему не прикоснется, все обосрет».

Он еще вспомнил, как эта свинья голым открывала ему дверь, не стесняясь или просто не считая его человеком, как блевала ему на плечи, когда он носил ее пьяной в лом под утро. Особенно одну ночь он запомнил навсегда, тогда он отвозил его девок домой, он гадливо сказал ему, что он может взять двоих себе до утра, он скрипнул зубами, вспомнив его лицо с паскудной ухмылкой.

Он не хотел никого из-под него, он не хотел их, он хотел домой, где его ребенок горел в температуре, а этот его не отпустил, заставил ждать, пока он нагуляется с этими сучками, вот тогда и ушла его жена с бредящим от жара ребенком к маме и не вернулась.

В машине анархистов шла своя жизнь, оба сидели за ноутбуками и готовили свои дьявольские планы, попивали чай и пытались понять, а стоит ли член у человека на такой жилплощади, пока дойдешь до спальни с первого на третий устанешь и потеряешь аппетит на желанную дичь.

Их приятный досуг прервал гонг, надо было поправить лед, и они вышли из машины.

Светлана пошла в раздевалку передохнуть после часового катания, она налила себе чаю и позвонила домой, потом позвонила подружка и стала расспрашивать, как мужчина, можно ли его раскрутить, пожелала удачи и убежала к столу, где, похоже, было весело.

Она вытянула ноги и только в этот момент поняла, что очень устала, прошло уже два часа после Нового года, до пяти осталось еще три, она умела терпеть, с малых лет, занимаясь спортом, ее учили терпеть боль, усталость и напряжение во всем теле, в другой жизни она, наоборот, была не железной.

Когда ее бросил партнер, она так растерялась, что заехала на трамвае в другой конец города, потом шла оттуда пешком, специально, чтобы выплакать боль и дома не плакать.

Она брела три часа по заснеженной Москве и рыдала, домой она пришла поздно вечером, бледная и без сил, она рухнула на кровать и спала весь следующий день, и когда она встала, то заела свое горе целым холодильником еды и успокоилась.

Так она привыкла заедать свою боль, до сих пор у нее всегда в сумке черный шоколад - верное средство от неприятностей, он и сегодня пригодился.

Зазвучал гонг, она встала и выкатилась в лучи прожекторов на сияющий лед.

Почему-то музыка в этом цикле звучала совсем детская, ей показалось, что это Григ, она уже танцевала когда-то под эту музыку давным-давно, еще до школы у бабушки на елке в сельской школе, ее привезли родители к бабушке, и она пошла с ней на елку в школу, где она была завучем младших классов.

У нее было платье «снежинки» и белые колготки, бабушка заплела ей банты с серебряным дождиком, и она самая маленькая танцевала в хороводе с «зайчиком» и «обезьянкой» из второго класса, ей дали приз как лучшей снежинке, и она спала потом долго с осликом, в глазах которого всегда стояли слезы, а она только потом поняла, что она сама упрямый ослик со слезами в каждом глазу.

В доме наливался виски режиссер шоу, которое должно продолжаться, так пьяный Сеня бормотал про себя, вливая в себя стакан за стаканом. Девушка уже два раза откладывала приезд, что-то плела про родственников из Бугульмы, голос ее раз от раза становился веселее, и он уже понял, что она не приедет, он знал, что у нее была любовь с мальчиком, у которого он увел ее, перебив его молодость напором и деньгами, но в новогоднюю ночь, иногда звезды туманят голову хорошим девочкам, они забывают, что за все надо платить, но мальчик пришел и не отпускает из своих рук, то, что ему не принадлежит, да и она не вырывается, они стоят на черной лестнице ее подъезда, черная машина уже час урчит уютный теплом, но он не отпускает. А она не рвется, стоит с ним в грязном подъезде, забыв, что она уже продана с потрохами.

Сеня набрал еще раз телефон девочки, она ответила, что пока не может говорить, и бросила свой телефон в пролет грязного подъезда, машина отъехала в ночь и понеслась подальше от непрестижного района.

Сеня включил песню «Битлз» «Нельзя купить любовь», ему показалось, что сейчас для него это актуально.

На катке танцевала «снежинка», вышедшие прогуляться жители прилипли к забору, как дети, они аплодировали каждому ее движению и были воодушевлены, они не знали, что танцует она за деньги, что она нанята, их реакция придала ей силы, и она откатала всю песню на подъеме, она знала, что любовь нельзя купить, она даже не знала, где этот магазин находится, никто не знает, где этот магазин, даже те, кому кажется, что они ее покупают, покупки возвращаются, как бумеранги, запущенные умелой рукой.

Опять ударил гонг, и она ушла отдыхать.

В дом понесли барана, в раздевалку тихонько постучали, зашел ХФ и принес огромную тарелку с мясом, зелень и зеленый чай, он робко, не глядя в глаза предложил перекусить.

Мясо выглядело замечательно, ХФ выбрал шикарный кусок, и она стала есть не стесняясь, она ела сочное мясо руками, а он смотрел и улыбался, скоро конец с сочувствием сказал он, все когда-то кончается, сказал он грустно, она не поняла, хотела переспросить, но он вышел, аккуратно прикрыл дверь.

За ней никто давно не ухаживал, не угадывал, что она хочет, не смотрел в самую душу, от его взгляда стало тепло и уютно, и она задремала, случайно, откинувшись на стуле.

В это время у ХФ трезвонил телефон, босс прокаркал ему подняться.

За столом сидел расхристанный босс, лицо его было в бараньем жиру, руки то же лоснились бараньим жиром, он был пьян, ХФ знал его меру, через полчаса он должен был упасть мордой в стол и захрапеть.

- Почему она не танцует, - пьяно и гадко пробормотал босс. - Я платить за это не буду, на халяву она может не рассчитывать. - Он раскачивался на стуле и икал.

- Иди, тащи ее на лед, ей еще час пахать, я ее накажу рублем, - и пьяно заржал.

ХФ мягко стал защищать фигуристку, стал говорить, что она устала, пятый час на льду.

- Ты давай не болтай, защитник сраный! Иди и тащи ее на лед, я жду!

ХФ пошел в раздевалку и увидел, как она, свернувшись на стуле, тихо дремлет в неудобной позе, он мягко потеребил ее по плечу, она вздрогнула и проснулась ошарашенная, стала суетиться и шагнула на лед и упала, потеряв равновесие, он поднял ее бережно, и она опять покатилась и вновь упала, подвернув ногу.

Он поднял ее на руки и отнес в раздевалку, помассировал ей стопу и опять зазвонил телефон, его звал босс.

Он пришел на второй этаж, где грохотала музыка, и босс в одних трусах танцевал танец пьяного козла под песню «Арлекино».

- Почему эта тварь не танцует, я ее поставлю на бабки, - и добавил еще пару фраз, что он еще с ней сделает в извращенной форме.

ХФ вспомнил свое боевое прошлое и зарядил боссу прямо в лоб, жирный квадрат превратился в неправильный круг и улетел ровно в плазму за двадцать тысяч долларов, плазма выдержала, но ХФ нет, он еще пару раз двинул хозяину и раздавил ногой пульт от «умного» дома, которым босс гордился, он взял со стола гонорар фигуристки, бросил ключи от машины и ушел навсегда.

Плечи его расправились, он почувствовал себя очень хорошо, выпил стакан виски, ему стало еще лучше, и он ушел, не оборачиваясь на скулящего хозяина.

ХФ пришел в раздевалку, отдал деньги фигуристке и сказал: «Все! Шабаш! Праздник закончен!».

Она поняла, что произошло несчастье, и она виновата и причина в ней, он остановил ее неловкие вопросы, снял с нее коньки, снял ее глупый костюм из далекого кино и помог переодеться; потом снял с себя дорогой галстук и умело забинтовал ей стопу, все он делал молча и четко, уверенно и твердо взял ее под руку и повел на выход, она подчинилась его воле, мгновенно поверив, что он все делает правильно, она положилась на него, она оперлась на него, и нога перестала ныть, и походка стала ровнее, и они пошли подальше от дома, где никогда не будет счастья, потому что не будет никогда.

Они шли по главной аллее, их провожали анархисты, восточные люди махали им вслед белыми колпаками, на соседней даче ударил салют, демонически хохотала Пугачева-Арлекин.

Когда они вышли в парк, их поглотили темные аллеи, они шли в никуда, что у них впереди, никто не знал, но было совершенно точно, прошлое осталось сзади, и его уже никогда не будет.

Последний залп нарисовал на небе сердечко, которое долго висело на невидимых нитях, которые кто-то всегда держит, как атланты держат небо для звезд, которые зажигаются снова и снова.

Начинался новый год новой жизни.




*включен Минюстом РФ в список физлиц-иноагентов