Стучи или сиди. В Россию возвращаются обязательные доносы

Прокуратура Чечни возбудила дело против жителя Грозного Асхаза Хизриева, который, по версии следствия, не сообщил куда следует о желании своего друга уехать воевать в Сирию — и отнюдь не на стороне Башара Асада. Это первая за долгие годы попытка применить статью о недонесении о преступлениях, канувшую в лету вместе с Советским Союзом.

ДЛЯ СПРАВКИ: В модернизированном виде эта статья (205.6 УК РФ) вернулась в законы совсем недавно — в составе так называемого «пакета Яровой» (которая едва ли имела отношение к его написанию; в этом деле Ирина Анатольевна не более чем курьер между Администрацией президента и Госдумой). Речь там идет в основном о преступлениях экстремистской направленности, а наказание относительно гуманное: «штраф в размере до ста тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до шести месяцев, либо принудительные работы на срок до одного года, либо лишение свободы на тот же срок». Ответственность не наступает только в одном случае - если речь идет о коварных замыслах супруга или близкого родственника.

В самом законе нет ничего сверхъестественного. Тем не менее на неудавшееся бегство Фарида Сафина и последующее предъявление обвинения его другу Хизриеву общество отреагировало более чем бурно. Если чеченский опыт будет признан удачным, нас вполне может ждать последующее расширение списка деяний, недонесение о которых станет преступлением, и данное «хобби» станет обязательным для всех.

Выборочное доносительство

На самом деле, общественный страх перед доносом — как и резко отрицательная эмоциональная коннотация самого этого слова — в современной России представляется сильно преувеличенным.

Когда кто-то ломится вам в дверь (а это пока что административное правонарушение), явно собираясь совершить нечто большее, вы звоните в полицию, не думая, что делаете классическое «сообщение о готовящемся преступлении», то есть своего рода донос. Так что без доноса (можно деликатно называть его «сообщением», но к чему эвфемизмы) нет правозащиты. Без доноса нет эффективной деятельности полиции. Без доноса — разгул криминального мира.

И именно поэтому у нас так не любят доносы.

Нетерпимость общества к «доносу», к сотрудничеству с «мусорами» (которые, надо признать, сами отнюдь не святые) — это признак доминирования уголовного мышления. Этика камеры, эстетика параши. Едва ли не каждый в нашей стране лично знает о фактах воровства, злостного хулиганства или иных распространенных преступлений; многие могут эти факты доказать. Но пока дело не касается лично вас, в полицию вы не пойдёте. Потому что четко знаете: будет хуже. Если даже высшие государственные чиновники изъясняются приблатненным языком и тем самым дают понять, чью сторону занимают в вечном противостоянии воров и обворовываемых, доносительство теряет свой основной смысл, который заключается в обеспечении общественной безопасности.

Жизнь не по понятиям

Как ни парадоксально это звучит, нам необходимо выстроить общество, где донос о преступлении (реальном, не вымышленном) будет и почетным, и безопасным для самого доносчика.

Считается, что в один день переворота в мышлении не происходит, что на это нужны десятилетия. Но на самом деле в патерналистских обществах это не совсем так. Как показывает практика, суждение, высказанное кем-то сверху, принимается на веру, даже если за день до этого наверху говорили ровно обратное. В 1956 году всего одна речь Никиты Хрущева — бывшего развеселого борца с врагами народа — в считанные дни изменила взгляды миллионов людей. И это несмотря на то, что формально была засекречена и распространялась только среди «своих».

Правда для такого эффекта нужно, чтобы слова не расходились с делами. А пока призыв Владимира Путина не воровать и не покрывать воров не перестанет откровенно игнорироваться, никаких перемен к лучшему не жди.

Кнут для доносчика

Что касается «чеченского» дела о недонесении, оно наводит на один крайне важный вопрос: а с теми ли преступлениями борется статья 205.6? Почему за стремление примкнуть к какой-то зарубежной экстремистской организации человека должны несколько лет (за свой счет!) содержать законопослушные граждане? Честное слово, если все российские экстремисты убегут в запрещённую у нас террористическую организацию ИГИЛ, в России станет только лучше — потому что не очень понятно, чем люди с такими взглядами могли бы быть полезны нашей стране. Ну а там, на ближневосточных полях сражений, с ними будут говорить отнюдь не терминами из пакета Яровой — и пресловутые райские гурии уже собираются на свой вечный субботник.

Гораздо более эффективной была бы криминализация недонесений как раз о распространенных, повседневных преступлениях. О воровстве, злостной неуплате налогов, циничном превышении полномочий, о домашнем насилии (которое ни в коем случае нельзя выводить из УК). Сейчас такие «подвиги» даже не принято скрывать, о них свободно говорят в компаниях, отчего они цветут еще более пышным цветом. Уберите их хотя бы в тень, заставьте людей выходить из помещения при таких разговорах — и эффект наступит довольно скоро.

Но слагаемые здесь, к сожалению, не переставить местами. Без смены всей проворовавшейся элиты — и чистки в ее обслуге — первый кнут всегда будет доставаться именно доносчику. И зачастую он будет единственным.

* * *

Давайте определимся. Или мы живем по закону сами и мешаем нарушать его другим — и тогда мы цивилизованные люди, наследники Аристотеля и Юстиниана. Или мы живем по понятиям и требуем их соблюдения от других — и тогда мы уголовники, верные ученики Ваньки-Каина и Деда Хасана.