Безумный Макс: поэт Волошин смущал деревенских девок, расхаживая без штанов

Максимилиан Волошин

11 августа 1932 года в своем коктебельском доме, всегда полном друзей, скончался Максимилиан Волошин. 55-летнего поэта, согласно его завещанию, хоронили на холме Кучук-Енишар, куда он так любил подниматься, - любовался роскошными крымскими видами. Лошадь встала, не дотянув тяжеленный гроб до вершины метров двести. Друзья понесли Макса к его последнему пристанищу на руках.

Через дом Максимилиана Волошина в Коктебеле проходило до 600 гостей в год - у него побывали все самые известные писатели, поэты, художники того времени. Хозяина любили за гостеприимство, ценили за творчество, удивлялись его странностям и кипучей энергии, которая порой утомляла. Волошин не выносил, если кто-то, кроме него, становился центром внимания. И остался в памяти очевидцев эксцентричным большим ребенком.

Семь пудов красоты

- Семь пудов мужской красоты, - отзывался о себе маленький, толстый, с короткой шеей и ножками Максимилиан.

Одевался согласно собственным понятиям о прекрасном. По Парижу фланировал в бархатных бриджах, накидке с капюшоном и цилиндре. Длинная густая шевелюра и борода лопатой, как у кучера, довершали образ.

В Крыму же считал одежду лишней. Купался голым и приучил к этому своих гостей. Гулял в балахоне, подпоясанном веревкой, и сандалиях на босу ногу. Венок из полыни слегка приглаживал непослушные волосы.

Местные мужики несколько раз посылали к странному соседу делегации: надевай, мол, штаны, Христом Богом просим, а то наши жены и, тем более, девки смущаются. Макса это, похоже, только раззадоривало.

Говорили, что он имеет право первой ночи на каждую попавшую в его дом женщину. Что дамам выдает одну пижаму на двоих: одной достается расхаживать только в верхней части, другой - в нижней. Что приручил дельфина и доит, умеет лечить наложением рук и разжигать огонь одним взглядом. В пересказах эти небылицы обрастали новыми подробностями, а Волошину только этого и надо было.

Поэт в студенчестве 

Четвертый лишний

Кстати, о женщинах. Близко знавшие Волошина расходятся во мнениях. Одни считают: поэт крутил интрижки без счета, другие намекают: был он вечный девственник, за эпатажностью прятал непреодолимую застенчивость.

В Париже он познакомился с художницей и писательницей Маргаритой Сабашниковой. Осмелился на признание. С момента свадьбы не прошло и года, как Марго решила - быть третьей в постели поэта Вячеслава Иванова и его жены Лидии куда занятнее, чем единственной для Волошина. Называла его недовоплощенным, но и после разрыва поддерживала дружеские отношения.

Еще раз Волошин женится лишь через 20 лет. На Марии Заболоцкой - фельдшерице, ухаживавшей за его матерью. Простая женщина, далекая от богемной жизни, станет ему опорой до самой смерти и сумеет сохранить наследие мужа.

Загадочная Черубина

Однажды в редакцию петербургского журнала «Аполлон» пришел конверт со стихами, подписанными Черубиной де Габриак. Дама сообщала: она наполовину испанка, воспитанница католического монастыря, мечтает печататься. Главный редактор Сергей Маковский был очарован: загадочная поэтесса будоражила его воображение, и ее стихи от этого казались еще прекраснее. Их напечатали. Весь литературный Петербург встал на уши: поэты мечтали о встрече с Черубиной. Но она нигде не появлялась, лишь присылая новые стихи в редакцию. Впрочем, периодически звонила Маковскому - тот, слыша мелодичный голос, влюбился.

И вдруг выясняется: все это мистификация Макса Волошина. Он придумал Черубину, чтобы помочь подруге Елизавете Дмитриевой: та писала замечательные стихи, но их отказывались публиковать.

Одураченные литераторы разозлились не на шутку. Николай Гумилев позволил себе какую-то гадость в адрес Дмитриевой, и Волошин вызвал его на дуэль. Все было всерьез: пистолеты, секунданты, барьер. К счастью, к тому моменту дуэлянты поостыли и оба выстрелили в воздух.

Максимилиан Волошин 

Топор в голове

Денег с постояльцев коктебельской дачи не брали, так что те не могли отказать Волошину, обожавшему устраивать лекции и дискуссии. Он был весьма эрудирован, но обожал разыгрывать слушателей. То поведает об исследовании австралийского ученого, «доказавшего», что змей-искуситель соблазнил Еву не яблоком, а бананом. Другой раз на голубом глазу убеждал, что Мария-Антуанетта перевоплотилась в известную слушателям графиню. Неспроста та страдает от вечных головных болей - так отзывается топор палача. А то разражался воспоминаниями о парижской антикварной лавке, где якобы раскопал один из 30 сребреников, полученных Иудой.

Нахальная образина

- Волошинская дача стала для меня пыткой - вечно люди, вечно болтовня. Это утомляет, не сплю, - сетовал Корней Чуковский.

Записи в его дневнике датированы сентябрем 1923 года, когда он и Евгений Замятин приехали в Коктебель. - Особенно мучителен сам хозяин. Ему хочется с утра до ночи говорить о себе или читать стихи. О чем бы ни шла речь, он переводит на себя. Я Макса люблю и рад слушать его с утра до ночи, но его рассказы утомляют меня,- я чувствую себя разбитым и опустошенным.

Замятин избегает Макса хитроумно - прячется по задворкам, стараясь проскользнуть мимо его крыльца незамеченным. Третьего дня мы лежали на пляже с Замятиным и собирали камушки. Вдруг лицо у 3амятина исказилось, и он, как настигнутый вор, прошептал: «Макс! Все пропало». И действительно, все пропало. По берегу шел добродушный, седой, пузатый, важный Посейдон (с длинной палкой вместо трезубца) и чуть только лег, стал длинно, сложно рассказывать запутанную историю Черубины де Габриак, которую можно было рассказать в двух словах.

Такова же участь всех жильцов дачи. Особенно страшно, когда хозяин зовет пятый или шестой раз слушать его (действительно хорошие) стихи. Интересно, что соседи и дачники остро ненавидят его. Когда он голый проходит по пляжу, ему кричат вдогонку злые слова и долго возмущаются «этим нахалом». «Добро бы был хорошо сложен, а то образина!» - кудахчут дамы.

Крым, Коктебель. Памятник Максимилиану Волошину на набережной поселка 

Линия жизни