Тайны рублёвских особняков

При Ельцине в загородном доме Алексея Толстого работал публичный дом, а космонавт Савицкая отдала свою дачу Отари Квантришвили

При Ельцине в загородном доме Алексея Толстого работал публичный дом, а космонавт Савицкая отдала свою дачу Отари Квантришвили


В издательстве «Манн, Иванов и Фербер» вышла книга известного публициста и литератора Валерия ПАНЮШКИНА «Рублевка Player’s handbook». Автор рассказывает о замысловатых правилах игры, по которым живут самые богатые люди страны. Место действия, естественно, происходит на Рублевке.
Мы с удовольствием печатаем несколько фрагментов увлекательного повествования. В этом номере «Экспресс газеты» читайте о рублевских домах, а в следующем - о личной жизни их обитателей.


Не стоит думать, будто правила на Рублевке навязывают обязательно силой. Иногда и хитростью, и неожиданностью действий, внезапностью. Вот, например, в самом начале 90-х жил в поселке Новь профессор Московского университета Александр Аузан. С 50-х годов жил - тогда бабушка выкупила здесь участок в память о расстрелянном муже, легендарном комкоре Аузане, мечтавшем жить в Раздорах. Жил хорошо, соседствовал с маршалом авиации Евгением Савицким, чья дочь Светлана - вторая в Советском Союзе женщина-космонавт и дважды Герой Советского Союза.
Но меняются времена. Маршал беднел, и дочь его, привычная к светлым подвигам, а не к каждодневному капиталистическому труду, беднела. И все чаще маршал, встретившись с Аузаном на дорожке или подсев к Аузану на скамейку, заводил разговор о том, что хотел бы продать дачу. Возможно, ждал, не предложит ли сам Аузан выкупить маршальский участок. Возможно, просто так ворчал - по-стариковски.




И вот однажды маршал Савицкий рассказал Аузану, что они нашли, дескать, покупателя на свою дачу, солидного человека. А через несколько дней заселился в бывший маршальский дом Отари Квантришвили - по официальной версии, предприниматель, меценат и любитель вольной и классической борьбы, а по слухам - криминальный авторитет. Поселился и первым делом, конечно же, рядом со старым дачным домом принялся строить новый, в десять раз больше.
Слухи о том, что Отари - высокопоставленный бандит, косвенно подтверждались. С самого утра каждый день у его ворот маячили неприятные личности, ожидающие
разрешения воровских споров «по понятиям». Аузан нервничал: бандиты ведь как акулы, задыхаются без движения, не могут угомониться на достигнутом, и если Отари получил участок, то захочет ведь прирезать и соседний.
Именно так и случилось. Однажды Квантришвили пришел к Аузану и начал «гнать телегу», то есть рассказывать малоправдоподобную историю, в которую не поверить
нельзя, потому что, если не поверишь, рассказывающий очень обидится, а ему только того и надо - обидеться, найти повод для ссоры. Квантришвили рассказал, что строители у него идиоты, неправильно как-то спроектировали новый дом, что дом сам собой выстраивается как-то так, что залезает к Аузану на участок, и - резюме! - не будет ли Аузан так добр продать Квантришвили пару соток своего участка по рыночной цене?






Член Экономического совета при Президенте РФ Александр АУЗАН хитростью защитил рублевские земли...

Член Экономического совета при Президенте РФ Александр АУЗАН хитростью защитил рублевские земли...

Аузан понимает: это только начало разводки, только первый ход многоходовой комбинации, цель которой - захватить его участок.
И тогда Аузан сказал:
- Тут у нас, в Раздорах, земельные споры между соседями принято решать по-добрососедски.
Квантришвили кивнул: да, по- добрососедски - это правильно, это и по воровским понятиям правильно, и по древним, отложившимся в памяти Квантришвили грузинским обычаям. «И денег, - продолжил Аузан, - с соседа не брать».
Квантришвили удивленно вскинул брови. Сотка на Рублевке даже в начале 90-х стоила уже целое состояние.
- Поэтому, Отари, - резюмировал Аузан, - возьми себе две сотки даром.






...от посягательств Отари КВАНТРИШВИЛИ. Фото: «ИТАР-ТАСС»

...от посягательств Отари КВАНТРИШВИЛИ. Фото: «ИТАР-ТАСС»

И грозный Квантришвили повержен. Древние, глубже воровских понятия пробуждены в его душе: грузинское добрососедство, жертвенность в отношении друзей, уважение к старинным укладам. Дальнейший захват Аузанова участка оказался для Квантришвили невозможен. Ибо можно отобрать все что угодно у фраера, но нельзя крысятничать, то есть грабить своих. Можно захватывать собственность, но нельзя забывать благодеяние. Можно хитрить, но нельзя нарушать старинные традиции. И сказал тогда Отари с уважением:
- Ты меня, грузина, учишь добрососедству! Да я… Да я… - и приняв решение, -
я тебе белую спальню подарю!
С этого момента профессор и вор стали друзьями. Криминальный авторитет подвозил профессора в Москву на своей машине, заходил в гости, уважительно смотрел, как ученые-экономисты на террасе играют в «Монополию» по усложненным правилам, и спрашивал уважительно:
- Скажи, Саша, вот ты много работаешь, а я никак не могу понять, где в твоей
работе деньги?
Иными словами, Квантришвили не понял усложненных правил, по которым играет в рублевскую Игру Аузан. Следовательно, проиграл. В терминах великой рублевской
Игры это значит, что профессор сумел навязать вору свои правила, а вор профессору - нет.






Когда-то дачки в Барвихе и Жуковке были скромны и незатейливы. Советские министры и маршалы не могли позволить себе того...

Когда-то дачки в Барвихе и Жуковке были скромны и незатейливы. Советские министры и маршалы не могли позволить себе того... Фото: collib.com


Мощи Владимира


Главная реликвия у рублевского обывателя - дом. Понятно, что дом на Рублевке должен быть как-то по-особенному устроен. Но как - неизвестно. Нет никакого рецепта, чтобы дом на Рублевке делал хозяина сильнее. Чаще наоборот. Рублевские дома отталкивают, создают хозяину дурную репутацию.
Вот доктор Анри, например, работает в Жуковской клинике, лечит людей: днем - богатых за деньги, ночью - бедных бесплатно. Всех этих бабушек, с незапамятных времен живущих в покосившихся домиках вдоль дороги и не понимающих, что только домик их мешает участку стоить миллионы долларов.
Постепенно сдруживается доктор Анри с богатыми дневными пациентами настолько, что однажды получает от одного из них приглашение на именины. И едет по указанному адресу.
А там - что за чудо: дома нет, а стоит православная церковь. Доктор звонит имениннику, говорит, что заблудился. Но нет, не заблудился: церковь - это и есть дом, въезжай, доктор. Ворота открываются, доктор въезжает в церковь прямо на машине и не знает, то ли лоб крестить, то ли машину парковать. А хозяин ведет доктора в надвратную часовню и показывает мощи. Говорит, святого князя Владимира. Говорит, специально отрядил экспедицию профессиональных археологов из головного института Академии наук - искать. Те нашли и даже дали официальный сертификат подлинности из своего научно-исследовательского института, что останки именно князя Владимира, мумифицированные неизвестным науке способом. И вот лежат теперь мощи в золотой раке, и доктор не знает, прикладываться ли. Из вежливости прикладывается.






...что доступно менеджерам госкорпораций и нынешним силовикам...

...что доступно менеджерам госкорпораций и нынешним силовикам... Фото: alr-realty.ru


Хозяин ведет его дальше по дому. Сразу, как выходишь из часовни, - огромная трапезная, посередине - подиум. А у самого подиума стол накрыт на двоих. Потому что никого, кроме доктора, хозяин на именины не ожидает. И доктор даже начинает понимать почему: кто же поедет к человеку, у которого над воротами дома в золотой раке мощи святого князя Владимира с сертификатом подлинности из археологического института?
Садятся ужинать. Наливают. И при первом же бокале вина принимаются дефилировать по подиуму модели в откровенных платьях последней коллекции Роберто Кавалли. И хозяин спрашивает, не желает ли доктор, чтобы модели платья поснимали. Доктор же не знает, как ноги унести из дома, где над воротами - сертифицированные мощи, в гостиной - показ мод, а людей никого, кроме прислуги да этих самых моделей, которых автобусом привезли и автобусом увезут. Досиживает кое-как до десерта, раскланивается и на следующий же день подает в своей клинике заявление об уходе. А у давешнего именинника разом пропадают и лечащий врач, и единственный, он же последний гость.






...внутреннее убранство особняков которых поражает роскошью

...внутреннее убранство особняков которых поражает роскошью. Фото: alr-realty.ru


Лестница Шаккума


Подобные шутки часто шутят рублевские дома со своими владельцами. Вот, например, Настя Чуковская с подружками бежит привычно по тихим улочкам своего дачного поселка в Жуковке. Бежит, прижимая к груди куклу, и вдруг видит на месте легендарной дачи академика Андрея Сахарова бульдозер и подъемный кран. Особенно занимает девочек широченная, отлитая уже из бетона и покрываемая мрамором лестница к будущему дому, не имеющему даже фундамента. Это какой же будет дом, если такое крыльцо? Или, может, тут поселятся великаны?
Вечером за ужином взрослые обсуждают, что дом академика Сахарова купил и снес Мартин Шаккум, который только тем и прославился, что однажды баллотировался
в президенты России и набрал чуть больше одного процента, а с тех пор избирался депутатом от правящей партии. А может, и не Шаккум - взрослые не знают точно, слухами полнятся рублевские поселки. Знакомиться с соседями и проверять факты не принято.
Принято ворчать, что разрушаются, дескать, памятники - вот дом академика Сахарова! Это Настя слышит от взрослых за ужином, но не говорят взрослые, что и сами едва ли знают, как сохранить собственный дом, столь же мемориальный, принадлежавший Настиному дедушке - великому композитору Дмитрию Шостаковичу. Трудно его сохранить: обветшалый, с неудобной планировкой, со сталинских времен неудобной и разболтанной мебелью, со старинным железным лифтом, ведущим с первого этажа на второй, который нарочно был пристроен, когда великий композитор одряхлел, - лифтом, в котором гений застревал иногда на полдня. Особенно трудно сохранить все это, потому что мемориальный дом с лифтом только мешает участку под домом стоить миллионы долларов.






Пётр АВЕН сделал из старого кремлевского борделя загородный дом…

Пётр АВЕН сделал из старого кремлевского борделя загородный дом… Фото Анатолия БЕЛЯСОВА


Коллекция Авена


По пальцам можно перечесть случаи, когда даже очень богатому человеку удалось бы сохранить даже очень мемориальный дом. Да и то всегда с потерями. Редчайший случай - дом Петра Авена в Барвихе, в котором жил писатель Алексей Толстой. Государственная дача, выданная для проживания главному в ту пору пролетарскому писателю лично товарищем Сталиным.
Мы поднимаемся по лестнице, которая выстроена заново - Толстой по ней уже не поднимался. Массивные ступени еле слышно поскрипывают у Авена под ногами, и банкир говорит:
- Толстой на старости лет отчего-то хотел жениться. И женился на Людмиле Крестинской-Барщевой. Только она, кажется, совсем его не любила. Он, пока был в силе, все устраивал для жены праздники, но ничто ее не радовало. Когда Толстой одряхлел, жена сдала его тут неподалеку в партийный санаторий. Он все писал оттуда, просился домой, но она не приняла. Там он и умер.
Мы поднимаемся на антресоль, где стоит пара детских кроваток, разложены аккуратно детские вещи и косолапятся под креслом тапочки, принадлежавшие прежде няне. Но не слышно ни детских голосов, ни уютного няниного шарканья. И вообще - никого. Гулкая тишина.
Семья Авена живет в Англии. Теперешний хозяин тоже, кажется, не слишком-то счастлив в этом доме. Про былое счастье напоминают только редкие фотографии: Авен в обнимку с Гусинским, хохочущий Авен с хохочущим Березовским, Авен под руку с Ельциным - жизнь шла в гору, время, которое не вернешь. Ибо человек счастлив не тогда, когда живет на четырехмиллиардной горе денег, а когда идет в гору, пусть и не столь головокружительную.






…путан взяли под крылышко другие олигархи и создали для их работы все условия

…путан взяли под крылышко другие олигархи и создали для их работы все условия

По рассказам Авена, когда он приехал смотреть этот дом, относившийся все еще к кремлевскому хозяйству, тут не было ни толстовского мемориального кабинета, ни ста-
ринной мебели, ни даже исправного водопровода.
- Во всех комнатах, - говорит Авен, - кровати стояли, потому что был тут бордель. Я дом выкупил за очень приличные по тем временам деньги. И рабочие долго выносили всю эту дрянь и грязь. Кроме стен, нечего было сохранять.
И вот я стою в этом пустом доме. На стенах и Врубель, и Серебрякова, и Кустодиев - живопись, в которой Авен разбирается тончайше. Стою и думаю: вот же дом, на стенах которого развешано картин, которых хватит на приличный европейский музей.
Петр Олегович Авен (4,5 миллиарда состояния, список «Forbes», банк, нефтяная компания, три телеканала, литературная премия, и только на благотворительность, между прочим, не меньше пяти миллионов в год) говорит:
- Давайте, Валерий, шампанского, что ли, выпьем.
И ведет меня по своему дому, который был домом писателя Алексея Толстого. Я-то думаю, что в винный погреб, а он - в подсобку. Специальная такая комната, где по диванам, столам и стульям навалены подарки - бутылки с дорогой выпивкой, художественные альбомы, книжки…
- Должно же тут где-нибудь быть шампанское, - говорит Авен.
Роется в подарках и действительно находит среди коробок и свертков бутылку шампанского. Мы берем бутылку и идем мимо авеновской коллекции живописи и скульптуры, мимо Врубеля, Коровина, Серебряковой, Кустодиева - к креслам. Мы даже не ставим вино на лед. Просто открываем и сразу пьем, забравшись с ногами в кресла. Я спрашиваю, он отвечает.
- Нет, за пятнадцать лет в этом доме я так и не научился дружить с соседями. Впрочем, в Англии так же. Моя семья живет в основном в Англии. Там примерно такой же дом. И там тоже очень изолированная жизнь. Мы не знаем соседей.
Второй бокал шампанского. Шампанское теплое, но Авену, кажется, все равно.
- Да, приходите в офис. Я покажу вам договор, который лондонские юристы составили нам с Мишей (имеется в виду партнер Авена по «Альфа-Групп» Михаил Фридман. - В. П.). Там все прописано. Как нам, в конце концов, друг от друга избавиться и выйти из Игры.
- А с государством? - спрашиваю. - У вас есть договор про то, как друг от друга избавиться?
- С государством? С государством у меня нет такого договора, - этому обстоятельству он (бывший министр) улыбается больше, чем шуткам стендап-комедиантов в телевизоре.
Я не спрашиваю глупостей. Разумеется, у него есть все мыслимые степени защиты. Разумеется, у него есть специальный телефон, на который может позвонить доверенный человек из Кремля и сказать: «Беги!» или «Поздно!» - или предложить условия капитуляции. Говорят только, будто у них в «Альфа-Групп» есть еще и особенный режим
тревоги. Когда вся команда получает на телефон условный сигнал. По этому сигналу все должны сесть в машины и начать двигаться. Лишь бы не оставаться на месте. И никаких звонков по засвеченным телефонам. А в это время в нескольких аэропортах готовятся к вылету несколько самолетов. Лишь специальный диспетчер знает, на каком самолете вылететь безопасней, координирует движения членов команды, ведет их к самолетам и прикрывает, пока не улетят. Я спрашиваю, правда ли это? Правда, есть такой режим тревоги в «Альфа-Групп»?
Авен улыбается:
- Если что, я думаю… Я успею убежать.
Я окидываю взглядом живопись, скульптуру, книги… Врубеля, Коровина, Кустодиева, Серебрякову… Говорю:
- Вы-то, может, убежать и успеете. Но как вы вывезете свою коллекцию? У вас есть план?
- Нет. У меня нет плана.
- Как это? Почему? Вы собирали коллекцию много лет. Это, может быть, лучшая частная коллекция.
-Да.
- И вы никогда не думали, как будете спасать ее, если дела пойдут плохо и придется эмигрировать? Откуда у вас такая уверенность в будущем?
- У меня нет никакой уверенности. Семья уже в Англии. Про себя я просто надеюсь. Если что, я сумею спастись. А коллекцию я спасать и не собираюсь. Потому что ничего спасти нельзя.



автор