Пьяные выходки Бориса Андреева
Мы продолжаем публиковать воспоминания одного из патриархов отечественной эстрады - Павла ШАХНАРОВИЧА (начало – тут). Его карьера началась во время Великой Отечественной войны, а закончилась в лихие 90-е. За это время Павел Александрович успел пообщаться практически со всеми знаковыми фигурами нашей культуры.
ГЛАВА 4. МАСТЕРА КАЗАХСКОГО ИСКУССТВА
Запаршивевший акын Джамбул. – Цыганское коварство. - Конно-прожекторная рота.
- Когда я вышел из тюрьмы, меня хотели призвать в армию, но на киностудии мне сделали «бронь». В тот момент решили снимать фильм-концерт с участием мастеров казахского искусства. И меня назначили замдиректора этой картины.
Помню, как мы ездили к знаменитому казахскому акыну Джамбулу. У него был большой дом, где жила вся семья. А во дворе стояла юрта. И в ней жил сам Джамбул! Он не мылся и совсем запаршивел.
Его отвезли на Медео, где находился правительственный санаторий. Старую одежду сожгли. А его отмыли и одели во все чистое. Мы зашли к нему в комнату и хотели обсудить с ним будущий фильм. Но разговаривать с нами Джамбул не стал. Посмотрел на нас, пробурчал что-то по-казахски и отвернулся к стене.
Для съемок этого фильма под Алма-Атой согнали табуны лошадей и отары овец. Мне пришлось всем этим хозяйством заниматься и обеспечивать его питанием. Я постоянно ездил то в ЦК компартии Казахстана, то в колхозы. Это был какой-то ад.
Между тем, военкомат не отставал. В конце концов, мне все это надоело, и я решил пойти в армию. Как ограниченно годного меня направили в Узбекистан, на границу. До Ташкента я должен был ехать с группой цыган, которых для отправки на фронт отпустили из тюрьмы. Их сопровождал пожилой военный.
- Давай завтра поедем! – предложили ему цыгане. – А сегодня пойдем выпьем!
Этот дурак пошел с ними. Утром он вернулся весь избитый. Цыгане отобрали у него документы и разбежались. Пришлось мне ехать одному.
Местом моего назначения оказалась конно-прожекторная рота. Там служили одни неграмотные узбеки. Узнав, что у меня незаконченное высшее образование, командир сказал, что такие люди нужнее в других местах, и отправил меня в Москву, в военкомат по месту жительства.
ГЛАВА 5. МОСКОВСКИЕ «МЫТАРСТВА»
Хорошие деньги в глубоком тылу. - Гнев литовского коммуниста. Первая взятка - 20 тысяч рублей.
- В Москве меня окончательно сняли с военного учета как негодного к службе. И я устроился администратором во фронтовой филиал Малого театра. Хоть филиал и назывался фронтовым, на фронт они ни фига не ездили. Работали в основном в домах культуры по Московской области. В войска посылали только небольшие бригадки по 4-5 человек, получая под это дело хорошие деньги.
Потом я работал в аналогичном филиале драмтеатра под руководством Федора Николаевича Каверина. Оттуда меня переманили во фронтовой филиал театра оперетты, где был побольше оклад, и атмосфера повеселее. Они тоже из Москвы почти не выезжали. Давали спектакли в помещении театра транспорта у Курского вокзала.
Но и здесь я долго не задержался. Перешел главным администратором в кинотеатр «Ударник». Он находился на особом положении. Тогда еще из Дома на набережной не всех посадили, и в «Ударнике» бывали многие жильцы – тот же председатель президиума Верховного совета РСФСР Николай Шверник или председатель президиума Верховного совета Литвы Юстас Палецкис. Если они должны были прийти на 6-часовой сеанс, с 2-х часов дня за мной уже ходил «искусствовед в штатском» и следил, с кем я говорю и что делаю.
А когда приходили высокопоставленные зрители со своей охраной, я должен был обеспечить им проход в правительственную ложу. На этом я и погорел. Обычно я ставил рядом с ложей билетершу с ключом. В ее обязанности входило снять перекрывавший вход канат и открыть дверь. А однажды в момент прихода Палецкиса билетерша отлучилась в уборную. Он был очень недоволен, что его заставили ждать. В результате меня уволили.
Некоторое время я заведовал промышленным комбинатом строительного треста наркомата авиационной промышленности. Под моим руководством находились сапожные мастерские, пошивочные цеха и даже мыловарня. Правда, я в этом абсолютно ничего не понимал. И подчиненные вешали мне лапшу на уши.
Однажды пришел ко мне заведующий мыловарней.
- У нас задержали машину с мылом, - сказал он. – Напишите справку, что мы везли его в лабораторию на анализы.
А мыла там было 2,5 тонны. Мне и в голову не пришло, что для анализа это слишком много. И я написал все, как он просил.
- Спасибо! - поблагодарил меня заведующий и сунул мне в ящик стола какой-то сверток. В нем оказалось 20 тысяч рублей. Я испугался, вернул ему деньги и тут же написал заявление об уходе.
После этого мне предложили возглавить дворец культуры медеплавильного завода. Но там стали требовать, чтобы я вступил в партию. А я не был ни пионером, ни комсомольцем. И в партию не хотел. Пришлось из дворца культуры уйти.
ГЛАВА 6. ЧУДОВИЩНЫЙ БЫТ ПЕТРА АЛЕЙНИКОВА
60-литровая бочка пива. – Нетрезвые обиды. - Охота на «безродных космополитов».
- Однажды я встретил знакомого, с которым работал на киностудии в Алма-Ате.
- Пырьев сейчас на «Мосфильме» снимает «Сказание о земле сибирской», - сообщил он. – Я у него замдиректора картины. Приходи к нам в группу!
И я снова стал у Пырьева администратором. Это было замечательное время.
Когда снимали сцену в чайной, где герой Бориса Андреева пьет пиво, ассистент режиссера Артавазд Кефчиян каждый день привозил 60-литровую бочку этого напитка. Она оформлялась как исходящий реквизит. И после съемок к бочке прикладывалась вся съемочная группа. Люди начинали курить прямо в павильоне.
- Немедленно прекратите! - ругался на нас дежурный пожарник. Но ему наливали пива, и он на все закрывал глаза. К нам прибегали даже из других съемочных групп и просили их угостить. Закончилось все не очень хорошо.
Дело в том, что Пырьев не умел работать с актерами и делал много дублей. Цветной пленки, на которую снималось «Сказание о земле сибирской», не хватало. Но ему разрешали расходовать ее без счета.
- Иван, я не могу больше, - жаловался Андреев после девятого или десятого дубля.
- Нет, надо еще, Боря, - настаивал Пырьев. – Плохо получилось. Ты играй лучше!
Каждый дубль Борис Федорович выпивал по кружке пива и, в конце концов, перебрал.
- Ах, я плохо играю! - возмутился он и набросился на Пырьева с кулаками. Тому пришлось спасаться бегством и прятаться.
Наверное, Андреев убил бы его, если бы догнал. В подпитии он становился очень агрессивен. Даже Пырьев, который сам на всех орал, его боялся.
- Чего ты мне все глазки открываешь? – говорил мне Иван Александрович. – Иди Андрееву открой глазки и утихомирь его!
И мне приходилось делать это.
На самом деле ему просто нельзя было пить. А так Борис Федорович был очень добрым человеком. Помню, как он хлопотал за своего друга и собутыльника Петра Алейникова. У того были проблемы с легкими. А жил он в ужасных условиях – в комнате постоянно лило с потолка. Андреев поехал к министру кинематографии, плакал неподдельными слезами и добился, чтобы Алейникову предоставили нормальное жилье.
Как на грех, в разгар съемок «Сказания о земле сибирской» началась печально известная кампания против «безродных космополитов». На «Мосфильме» приказали уволить всех директоров картин и даже некоторых режиссеров еврейской национальности. Попал в «черный» список и я.
Занимался этим вопросом такой Саконтиков, заместитель по кадрам министра кинематографии Ивана Большакова.
- Какого хрена ты требуешь увольнения нужного мне сотрудника? – набросился на него Пырьев. – Отмени приказ! Или ты хочешь иметь дело со мной? Я тебе по башке тресну, имей в виду!
И замахнулся своей толстой резной тростью, которой все страшно боялись.
- Хорошо, - пошел на попятную Саконтиков. – Пусть пока работает!
Съемки уже шли к концу. Вдруг вышел еще один список на увольнение. И в нем опять фигурировал я.
-Не ходи в отдел кадров! – сказал мне Иван Александрович. – Работай, как работал! В случае чего отвечать буду я.
Через некоторое время ему пришло письмо из министерства: «Почему до сих пор не уволили Шахнаровича?».
- Ну, я им сейчас устрою! - завелся Пырьев.
Ворвался в кабинет к Саконтикову и начал орать:
- Ты что же, сволочь, творишь? Ты дашь мне закончить картину или нет? Что ты привязался к парню? Что он тебе сделал?». Тот испугался и разрешил оставить меня до окончания съемок.
Вскоре начался монтажный период. Мне уже нечего было делать.
- Не волнуйся! – успокоил меня Иван Александрович. – Я договорился с режиссером Александром Столпером. Он снимает «Повесть о настоящем человеке». У них намечается экспедиция в Звенигород. И ты с завтрашнего дня числишься в экспедиции.
Это позволило мне еще на какое-то время избежать увольнения.
Продолжение следует...
