Гарик Кричевский: чтобы стать своим в Германии, надо там родиться
Певец рассказал, как первый раз попал в полицию за избиение румына
В конце 80-х Гарик КРИЧЕВСКИЙ, известный по таким шлягерам, как «Мой номер 245», «Привокзальная», «Киевлянка», вместе с семьей эмигрировал в ФРГ. Но своим в Германии он так и не стал. О своей жизни в чужой стране артист рассказал в эксклюзивном интервью спецкору EG.RU.
Гарик Кричевский - кумир моей юности. И я не могла не заехать к любимому шансонье в Ганновер по пути к мужу в Мюнстер. Мы встретились, погуляли по городу, поболтали о жизни артиста на чужбине. И пообещали обязательно увидеться в Москве.
- По образованию вы врач-рентгенолог. Почему сменили профессию? Из-за денег?
- Расскажу один случай. Я проходил интернатуру в диагностическом центре во Львове. Как-то пришла цыганка без направления и стала мне совать деньги, чтобы я сделал ей рентген желудка. Я нашел проблемы и отправил ее по другим врачам. На следующий день у дверей меня ждал целый цыганский табор. Никакие объяснения, что облучение вредно, не действовали. Я посмотрел всех, и каждый мне оставлял по 100 - 200 рублей. В итоге оказался мешок денег. Я поделился со всеми, но деньги все равно остались. Ко мне и сейчас приносят рентгеновские снимки друзья, просят уточнить диагноз.
В музыке, конечно, крутятся колоссальные деньги. Вот Крис де Бург мне рассказывал, что всего за одну песню получает роялти 45 тысяч евро. Так поставлено дело в Европе. В России не так - самый большой куш кладет в карман не артист, а продюсер.
Не хотел совка
- Как вы пережили 90-е?
- Как раз тогда мы эмигрировали с женой в Германию. Осели в Ганновере: Анжела развозила на велосипеде рекламу, я продавал подержанные автомобили. Планировали начать новую жизнь, на курсы немецкого записались. И тут вдруг звонит из Киева прокатчик и предлагает приехать выступить. Гарантирует собрать полный зал на четыре тысячи человек. Приезжаем в Киев и слышим из привокзальных киосков мою песню «Киевлянка». Темы, которые я затрагивал, были настолько актуальны, что народ сам шел, без рекламы.
- Почему вы решили эмигрировать?
- Боялись, что вернется совок. Я понимал, что в том Советском Союзе жить не хочу. Сегодня осознаю, что было в СССР и много хорошего, но мы ведь этого не замечали. Существовало мнение, что «железный занавес» рухнул ненадолго.
- А по какой линии вы остались на Западе?
- По еврейской. Роковую роль сыграли друзья, которые привели за ухо в службу миграции: «Не отпустим в Советский Союз!» Стали собирать документы и выяснили, что моя мама еще и наполовину немка.
- Язык освоили?
- Бытовой немецкий знаем.
- Сложно жить в стране, где ты ограничен в общении?
- Я ведь зарабатываю деньги в разных странах, не в Германии. Когда ты не работаешь в стране, а занят только покупками, походами в бассейн, проблем с языком нет. Если возникает что-то сложное, всегда есть переводчики и адвокаты. Нет в Германии людей моего круга, которые бы полностью интегрировались в общество. Для этого надо там родиться и получить образование. Вот сын ходит в школу, а дочка уже учится в институте, кстати, тоже в медицинском. Гены берут свое.
- Возникали казусы на уровне общения?
- Как-то мы с Анжелой пришли в крупный торговый центр. Мне позвонил приятель, и я позволил себе в разговоре нецензурную лексику. Поворачиваюсь, стоят человек 15, и первый, без улыбки, говорит: «Здравствуйте! Мы туристы, дайте автограф». Стыдно, конечно, но автографы дал.
- В строгом немецком законодательстве разобрались?
- Помню свой первый привод в полицию. В отличие от стран СНГ кража в ряде стран Европы - не преступление. Находились мы с женой в магазине, спускались по эскалатору. Мимо пробежал парень, выхватил кошелек и наутек. Добропорядочный немец пошел бы в полицию, но не русский мужик. Я побежал за ворюгой, догнал и отлупил. В итоге меня, этого румына и жену забрали в полицию. Только его отпустили через несколько минут, а нас держали часа три. Не могли понять, как я мог ударить человека?! Пригласили адвоката, которая объяснила, что я не имел права трогать румына. Мне выписали штраф и отпустили. Тогда я понял, что надо поменяться ментально. В Италии, например, даже в случае вооруженного ограбления вы не имеете права на самооборону.
- У вас есть песни на немецком языке?
- Я мало выступал в Германии. Потому что у моего директора возник конфликт с человеком, монополизировавшим в тот период местный рынок. Да и сложно донести смысл моих песен на другом языке. Основная их фишка - ирония, отношение к жизни. Шансона в Германии как такового нет. У нас все иначе. Скажем, из зоны под Черниговом я получил от одной женщины два мешка писем. Я приезжал в этот лагерь, где сидели женщины-рецидивистки. Помню глаза одной: жесткий взгляд, волчица. Для людей мои песни - отдушина, глоток свободы.
- У вас шесть премий «Шансон года». Надеетесь в 2017-м получить очередную?
- Еще есть место, куда «оскары» ставить. (Улыбается.) Вот написал песню для Интернета. Хочу обойти цензуру - на телевидение ее не возьмут. Она жесткая, я выразил свое отношение ко всему негативному, что происходит в мире.
