«А в город Зинченко пойдет из питерского ФСБ. И - снимут всех»

Александр ТЕРЕХОВ (Фото Марины Волосевич / «Комсомольская правда»)

Роман Александра Терехова «Немцы» стал литературной сенсацией и был удостоен премии «Национальный бестселлер»

Еще никто так беспощадно и остросатирически не изображал мир московского чиновничества времен «позднего Лужкова». В коррумпированную систему откатов и блатных отношений, казалось, прочно встроен главный герой книги - руководитель пресс-центра Восточно-Южного округа Эбергард. Но с приходом нового префекта на смену прежним взяточникам идет отряд других мздоимцев. Рушится и карьера Эбергарда. А тут еще грядут выборы, и зашаталось кресло под самим мэром ЛУЖКОВЫМ.

С любезного разрешения «Редакции Елены Шубиной» мы публикуем отрывок из романа.

Незадолго, в августе, Эбергард расчетливо опоздал на встречу мэра с населением Восточно-Южного округа - мертвоглазые охранники мэра c бледными щеками, как и мечтал, сомкнули и опечатали двери актового зала пединститута прямо перед его носом, замуровав восемьсот пятьдесят отборных жителей - служащих двенадцати управ округа, полсотни проверенных и ухоженных ветеранов - в первые ряды (по окончании их ждали бутерброды с сыром, водка и автобус), задние ряды закрыли несчастными учителями и воспитателями детских садов - их для выполнения жестокосердной программы городского правительства «Зритель» гоняли каждую неделю: то заполнять (дудеть, подпрыгивая в дурацких колпаках) трибуны чемпионата мира по конькобежному спорту в Птичьем, то приплясывать под неутихающим студеным дождиком в толпе фольклорного фестиваля «Вятка - Москва: столбовая дорога мировой цивилизации», а то и подавно два часа махать флажками и визжать, сцепившись живой изгородью вдоль пути следования возненавиденного всеми олимпийского огня - пусть видит мир ликование России!

Не один Эбергард - опоздал на встречу и лысый ликвидатор-чернобылец Ахадов, профессионально скорбный инвалид, любитель выступить на стихийных митингах против точечной застройки. Любая речь Ахадова начиналась одинаково: «Я попал на развалины Чернобыльской АЭС в возрасте восемнадцати лет, а по сей день езжу на автомобиле «Ока» - и мечтал, что префектура смирит его буйство неположенной квартирой-«однушкой» пусть даже в панельном доме или подарит место в подземном гараже - хочешь в аренду сдай, а хочешь продай.

В общем-то Ахадов с постоянной свитой седых женщин, женщин в париках и безработных юристов, кричащих обыкновенно из зала: «Весь округ пивом залили!», «Кругом одна чернота!», «А мы не хотим переселяться! Вот сам и езжай в Бутово!», - прибыл в пединститут за два часа до начала; и мрачными изваяниями закрепились они у входа в зал, но главный санитарный врач округа Бунько увлек борцов к гардеробной стойке неожиданным сообщением, что для профилактики птичьего гриппа необходимо отказаться от яичницы-глазуньи по утрам, затем неорганизованное население (откуда узнали о встрече? Никаких ведь объявлений, единственный плакатик на информационную тумбу - за десять минут до начала!) попросили спуститься в цокольный этаж и внести свои паспортные данные в лист регистрации на стойке между женским и мужским туалетом, а также перенести на бумагу все накопившиеся вопросы к мэру и записаться для устных выступлений с микрофоном; а когда Ахадов с активистами гражданского общества, пропуская ступеньки, взлетел в фойе, в зал уже валило правительство и приглашенные на первые ряды, с сожалением отключая свои серебристые, позолоченные, титановые и платиновые мобильники, и требовалось обождать, чтобы соблюсти культуру; а затем охрана вопросительно взглянула на потерявшего голос начальника организационного управления префектуры подонка Пилюса (некоторые в Восточно-Южном округе еще помнили его старшиной милиции, доставлявшим проституток в гостиницу «Молдавия»), и жирный, одышливый, возвышавшийся над всеми преждевременно облетевшей головой, в настоящее время осененной кое-каким сияющим пушком, Пилюс произвел подобие двуручного благословляющего жеста своими мягчайшими лапами, в которых никакой чемпион по армрестлингу не обнаружил костей бы при пожатии, и охрана попросила граждан не создавать давку, пустят всех, а образовать очередь и дать сперва дорогу делегациям районов; а когда же делегации прошествовали, из зала кто-то неопознанный, но приближающийся к дверям, как от полыхнувшего пламени - бегом, показал руки, сложенные крестом: замыкайте, мест не осталось! - двери сомкнулись и запечатались из интересов антитеррористической борьбы - не зря ведь зал обнюхивал спаниель УВД округа!

Ахадов стукнул было по двери, забарабанил - как?! - но к инвалиду бешено шагнули два коротко стриженных великана, у одного прямо за-за уха спускалась витая белая проволочка и заходила под пиджак, и, больно взяв Ахадова за плечо и встряхивая, пояснили: а смысл отчаиваться? - встреча для опоздавших и непоместившихся будет без изъятий транслироваться в фойе на плазменных панелях, а на поданные вопросы он получит ответ из мэрии в срок, установленный законом.

Честный и откровенный разговор мэра с населением без посредников и бюрократических препон затягивался часа на четыре; делегации районов спали, оставляя слушать по одному дежурному в ряду, в зале пединститута нагнеталась такая духота, что в позапрошлый раз глава Верхнего Песчаного Хериберт повалился в обморок, и его волоком, расцарапав лицо, затащили за стенды с градостроительными планами, чтоб не удивлять мэра неорганизованностью. В ту минуту Эбергард поклялся: больше никогда... теперь в показном отчаянии всплеснул руками, выругал сломанный светофор на пересечении Тимирязевского с Менделеевским, паркующихся баб, расплодившихся педерастов на кредитных «маздах», «форд-фокусах» и «опелях», лезущих на поворот не из своего ряда, и ликующим подпрыгивающим шагом вырвался на крыльцо - дышать, поглядывать на уток в дальнем пруду, торчащих над водой бутылочными горлышками, и дивиться щедрости плодов конкурса рисунков на асфальте, исполненных к приезду мэра местной одаренной детворой, - детвора не ушла далеко этим будним вечером, вот же она - в сияющей новой форме пинала новый мячик на новой спортплощадке согласно плану окружного управления физкультуры и спорта, вывешенному на освещенной стене, зло помалкивая и довольно обреченно оглядываясь на редко меняющиеся цифры времени на фасаде пединститута.

По исполненным мелом подрастающим новостройкам, многодетным, беременным матерям, дружным детям разного цвета кожи (негры угадывались по распухшим губам и многослойно пружинящим прическам), по роям медоносных пчел и космическим ракетам, похожим на рваные презервативы с ребристыми боками, прохаживался пожилой, необыкновенно чисто выбритый капитан милиции в парадной рубахе, сердито заглядываясь на собственные начищенные туфли.

- Вы главный в округе по новостям? - неожиданно спросил капитан. - Не слышно, Юсипбеков побеждает?

- По шахматам? - Эбергард поднял плечи, опустил: даже не... - Я не слежу.

- Да не. В демократию. В долбаном Татарстане, - пожилого капитана заметно расстраивало неведение Эбергарда; своей потаенной, прячущей глаза неуверенностью милиционер напоминал мужа из рекламы таблеток для импотентов, из той, первой части, когда костлявая жена в черных кружевах манит его в постель, а он отворачивается, обхватывает ладонью взмокший лоб, кусает губы и кричит: «Любимая, засыпай сегодня без меня. Я еще хочу покормить рыбок!»

- А че в Татарстане? - Эбергард сочувственно приблизился.

- Ихний сенатор Юсипбеков схватился с Шаймиевым, - капитан сощурился в некое отдаление, где в обнимку, сопя и ловчась обхватить друг друга поудобней, переступали босиком по ковру потные татары, - протестует, что зажали свободу слова, газеты в намордниках. Предприятия приватизировали только своим, в семью. Самоуправления - ноль. Ручные суды. Милиция там... Ващ-ще, - капитан сморщился и сплюнул горечь меж туфлей, - третий месяц уже бьются. Измучили меня уже! Путин-то ведь должен вмешаться! Ведь даже если я это вижу!

- Путин... Конечно, должен. - Неудобно спросить «вы татарин?». - Вы из Татарстана? Или жена оттуда?

- Да нет! Так просто, обидно за людей... Ведь тоже - Россия! А если слетит Шаймиев, то Юсипбекова не поставят. У него братья под следствием за вымогательство и похищение - поставят кого? - и капитан, от чего-то проясняясь, пропел: - Нургалиева. А как с министров уберут Нургалиева, начальник ГУВД Харитин затопчет нашего окружного Мищенко в две минуты! Он Мищенко не-на-ви-дит. Комиссии с округа не вылазят, как аттестация - Мищенко заныривает в реанимацию!

- Почему?

- Мищенко не тамбовский. Харитин на все округа своих, тамбовских, поставил, а Мищенко снять не может, тот в волейбол с Нургалиевым играет. Без Нургалиева нашего окружного вынесут! - капитан злорадно рассмеялся. - И тогда! Наш начальник ОВД - в тот же день! - Пляскина уволит, своего зама по розыску. Его Мищенко со своего занюханного Зеленограда привел. Куча дерьма! А не уволишь - Пляскин с нашим окружным по таможенной части шустрят, гонят контейнеры с Китая. В ОВД заезжает раз в неделю, только деньги забрать - за год «лексус» и «ренджровер-спорт» взял, и жене... А нашему начальнику на день рождения гантели принес, слышишь - полковнику милиции! Тот упаковку резал, поверить не мог - одни гантели?! А Пляскин вылетит, - капитан прошептал, - и Чупрыне не жить.

- А это вы... Чупрына?

- Если бы! Чупрына Пляскину дачу строит. Они с Пляскиным вот так во, - капитан растопырил малиновые, словно отдавленные, пальцы, свел ладони вместе, образовав противотанковый еж, пальцы намертво сжал и показал Эбергарду получившуюся модель суперпроходимой вездеходной покрышки. - Чупрына - участковый, как я! Мальчик, сопли еще! А мозги натренировал - знает, где вычитать!

- А он вам... что-то...

- А то, - капитан сильно покивал фуражкой, словно пытаясь согнать с нее ртутные дождевые капли. - А то, что я и не знал, что гордума районы заново помежевала в позапрошлом годе... И пристанционная площадь в Песчаном, где бабки несанкционированно торгуют, хохлы, белорусы текстилем и мебель у них, и черные по выходным подъезжают с машин овощи... Тоже незаконно. Что это уже не мое... Что это уже Нижнее Песчаное, а не Верхнее... Притащил, сволота, закон с гордумы и доказал: это его теперь территория, а моя кончается на кругу, где троллейбусы разворачиваются - а туда только семечки да носки выносят с трусами, да и то если без осадков. А бабки эти, белорусы, хохлы да черные, да еще когда бахчевые пойдут, э-эх, - капитан не сдержался, повел ладонью перед собой, словно вошел в сверкающее пшеничное море, переходившее там, вдалеке, в слепящее сияние подсолнечника на зеленых волнах. - Там, дружище мой... В Эмираты хоть каждый месяц летай. Там, дружище, на все хватало, - и еле слышно заключил: - А теперь - Чупрыне. Такой гаденыш! - и с болью мотнул головой.

- То есть снимают Шаймиева... - Эбергард ничего не понял. - Нургалиев уходит, начальник ГУВД увольняет окружного...

Капитан еще раз прошелся по всей схеме, проверяя верность соединений:

- Следом вылетает Пляскин, а за ним - Чупрына, - и взглянул с вопросом: понял?

- И? - осторожно спросил Эбергард.

- И я - в Нижнее Песчаное! - неприязненно закончил капитан, обижаясь, что главного Эбергард не уловил. - Ну не может Путин как гарант в Татарстане не увмешаться! Я думаю, па-лю-бо-му - Шаймиеву не усидеть! Ведь слежу по Интернету - чистое средневековье в Татарстане... Все, как мы читали: какие-то баи! Феодализм! Да и народ, как ни запугивай, а терпение-то не бесконечно. Лопнет ведь? Выйдут за правду на площадь! И встанут. И скажут! Верно?

Эбергард вздохнул, одинаково не зная, где правда, что правда, что будет; они с пожилым капитаном иноземцами безмолвно взглянули в начинающийся вечер, поверх человеческих ручьев и малых речек, струившихся под теплым ветром от метро «Панки» радиальной, - ответвляясь в «Перекресток» на улице Кожедуба, возле которого нищие, утепленные шарфами и лыжными шапками смуглые дети гонялись за богатыми и, настигнув, крестились в упор, дальше, погрузнев сумками, течение замедлялось и тонкими струями, каплями, волнами растекалось в подъезды и дворы, окруженные четырьмя панельными полотнищами; кратчайшими тропками возвращался в гнездовья офисный люд, женщины с поблекшими вечерними лицами несли на спинах мысли об ужине и мысли о выездной пятничной торговле овощами и фруктами из Липецкой области и персиками из Испании; в подъездных пыльных окнах дрожа распускались пятна света, пестро, в разную мощность.

Брызнул свет в фонари, воздух, тишину наполняло автомобильное нарастающее и стихающее шипение, подстегиваемое сигналами нетерпеливых. Капитан и Эбергард смотрели куда-то превыше, над слабо подсвеченным облачным подбрюшьем, где еще незримыми мириадами звезд расположилось и сияло им все то, во что давно пора вмешаться Богу, а еще лучше Путину.

О периоде правления мэра ЛУЖКОВА и его жены хорошо говорит название телефильма, показанного по НТВ, - «Беспредел. Москва, которую мы потеряли» (Фото Игоря Харитонова / «Комсомольская правда»)

В фойе к плазменному экрану, как к постели больного, шепчущего в полузабытьи и вразнобой детали завещания, клонились начальник оргуправления префектуры Пилюс и украшенный перстнями и золотом Валера Гафаров из окружного управления культуры. Пилюс слушал внимательно и поощрительно, помечая в ежедневнике, телевизионного мэра, опаляемого непрерывными фотовспышками. Мэр с неторопливостью главного гостя, с накатом, рассекая правой рукой что-то невидимое, но неубиваемое окончательно, вот опять! - подлетающее к нему, ничем не стесняя вроде бы обезумевшие, не ожидавшие ничего такого и близко аплодисменты, обещал районам Заутреня, Измальцево - и даже Старо-Бабушкинскому! - легкое метро - в будущем году! На сцене, да и в зале все знали: метро в Заутрене и далее не будет - все, что строится больше года, мэра и Лиду уже не возбуждает, если только на близящихся выборах в гордуму и на выборах президента мы все: ветераны, наши терпеливые подруги - жены, наша удивительная (сжал мэр кулак и потряс, словно наказанную муху) молодежь - сделаем правильный выбор - отдадим голоса стабильности! Преемственности! Процветанию и - единой России! - мэр поднял обе руки: - И-и-и - поддержим нашего президента!!! - и запил водой под бушеванье зала.

- Щеку не трогал? - спросил Эбергард. Если мэру что-то не нравилось, он щипал левую щеку, словно проверяя качество бритья. Выступления на правительстве (даже если успевалось только «Глубокоуважаемый Григорий Захарович, уважаемые члены правительства и приглашенные. В первую очередь я бы хотел...) сворачивались в «Спасибо за внимание!», как только мэр трогал щеку.

- Эбергард, - Пилюс начал раздуваться и розоветь, дрогнули жирные щеки и скопившееся тесто под подбородком, - завтра в девять мне на стол объяснительную о причинах неприсутствия на встрече!

- Есть, Сергей Васильевич. Как у тебя с прямой кишкой? Газы хорошо отходят?

- Я буду докладывать префекту. Лукавите с префектом!

- Да ладно тебе, - чуть не сорвалось «толстый».

- Со всеми лукавишь! - над белесыми бровями Пилюса вдруг образовались гневные ямки, подскочив и нависнув, он просипел, бешено, обрываясь: - Смари... Без ног останешься! - Мгновение - и мчался уже, заранее шутовски приседая и помахивая воображаемой шляпой, - в фойе в поисках туалета забрел водитель мэра, и Пилюс бросился его проводить и запомниться на всякий случай.

- Че ты так с ним, - поморщился и тянул с освобожденным, намаявшимся в заточении и оттого трижды усиленным акцентом Гафаров. - Гнус, конечно. Но, говорят, с территорией у него отношения есть.

- У солнцевских он никто. Шавка. В бане кому-нибудь спину трет.

- И главы управ, говорят, через него Бабцу толкают.

Эбергард только презрительно фыркнул и послушал мэра.

Гафаров с некоторой робостью потревожил Эбергарда еще:

- Недовольна Лида нашим, а? После выборов снимут Бабца? Кажется, и мэр как-то... нервничает. Говорят, Путин его вызвал, - шептал уже будто себе Гафаров, - и спросил: Григорий Захарыч, ваша семья еще на наелась? Может быть, и нам пора покушать? Обеспечите выборы, и приглашаю вас после нового года стать моим советником... А в город Зинченко пойдет из питерского ФСБ. И - снимут всех. - Гафаров бессвязно добавил: - У меня ты здесь один друг, один живой человек. С этими разве поговоришь.

- О, а это мой кусочек, - показал Эбергард на трансляцию и вытащил из кармана свой экземпляр стенограммы, чтобы сверить.

Мэр пропал. Камеры поймали и приблизили старика. Переступая телевизионные шнуры, старик шатко брел к микрофону «для вопросов с мест», отстраняя растерянно оглядывающихся на невидимых старших охранников, сгибаясь под орденоносной тяжестью пиджака, и то умоляюще, то гневно взмахивал искривленной, словно неправильно сросшейся после перелома, ладонью: дайте ж слово, я!

Зал напряженно молчал.

- Григорий Захарыч, - прочел Эбергард, - уж извините, что прервал, без записи, Синцов Николай Игнатьевич, район Заутреня, фронтовик, инвалид...

Доковыляв до стоящего цаплей микрофона, старик вцепился в него и, закрепившись, неожиданно звучно захрипел:

- Григорий Захарыч! Уж извините, что прервал... Без записи. Синцов Николай Игнатьевич. Район Заутреня. фронтовик, инвалид...

- Николай Игнатьевич, для этого я и встречаюсь с населением, чтобы без записи... - пробормотал Эбергард.

Мэр уложил локти на трибуну и улыбнулся с не присутствующей в живой природе кошачьей теплотой:

- Николай Игнатьевич! Для этого я и встречаюсь с... - показал рукой в зал, - чтобы без записи, напрямую... - И объявил, подобравшись и налившись жадным и тревожным вниманием, словно подсвеченный далеким пожарным заревом: - Слушаю вас!

- Хорошо тут говорили и за метро, и за магазины шаговой доступности, - перечислял Эбергард.

- И за то, чтобы летом на лыжах кататься, в трубе, - заходил издалека на цель старик, словно ведомый диспетчером. - Чуем мы, недобитки, вашу заботу... Но хотелось ба, чтобы и вон те...

- Рукой.

Старик освободил левую руку и показал в обмерший президиум:

- ...помнили о тех, кто отдал свое здоровье. О каждом. А то пообещали нам машину с ручным управлением. Бесплатно. К юбилею Победы. Август уже. А машины нету. И в управу писал. И в префектуру вашим там... И депутату Иванову-2. Все отвечают, - старик развел руками, - в течение года получишь. А вдруг я...

- Кончусь. Легкий смех, - следил по бумаге Эбергард. - Годков-то мне - восемьдесят семь.

- Лет-то мне, - старик, задумался и потряс головой, буксуя, что-то припоминающе пережевывая, - а верней: годков-то мне - восемьдесят семь! Сегодня вроде бегаю еще, а завтра... А вдруг не доведется проехаться за рулем до внучек...

- Николай Игнатьевич, - поднял Эбергард руку, - вопрос ясен.

- ...ясен. Присаживайтесь, пожалуйста, - мэр вздохнул, опустил руку и как-то расстроился, пришлепнул ладонью и чуть смял лежавшие перед ним бумаги и вроде знавшие подробнейше все - но не это! Подвинул стакан, еще вздохнул и закусил губу, превращаясь в то, чем физически был на самом деле, - тучного, маленького, вислощекого старика, давно уставшего от ежедневного этого всего...

- Знаете. Сейчас вот подумал, - бормотал Эбергард.

- ...Что мы, - цедил мэр, тускло вглядываясь в не смевшее отвести глаз правительство, - в теплых своих кабинетах. Очень часто стараемся делать все-все - по закону. И при этом сами, как люди, как-то... глохнем... Кожа толстеет, слепнем...

- Все надеемся на правильный документ, на хар-роший закон...

- ...А человека, - мэра прожгло, и он сморщился в страшной тишине сострадания, - живого, отдельного, родственника нашего...

- Дебил! Брата нашего! - Эбергард с возмущением врезал по коленке, Гафаров, подброшенный бесшумным взрывом, вскочил и отбежал, словно потребовали его заботы, двумя поворотами головы по девяносто градусов установив, кто, где, на каком расстоянии и что могли...

- ...Родственника родного... - вздохнул мэр, как-то заскользив. - Нашего... Того, кто... Как родной. С нами... Брата не слышим! Вот - брата! Родного, может быть, брата!!!

- Потребительский рынок. - и Эбергард скомкал стенограмму, листы шевельнулись еще в его ладони как живые, пытаясь расправиться.

- Корешков! Есть здесь Корешков, потребительский рынок? Могу я вас попросить, Андрей Сергеевич, чтобы к окончанию нашей встречи, а именно, - мэр показал президиуму наручные часы с приложенным к циферблату собственным пальцем, и голос его пустился в рост, имея в виду утонуть в крике, - к двадцати одному ноль-ноль! У входа нашего дорогого Николая Игнатьевича чтобы ждал положенный ему автомобиль, и мы все вместе попросим Николая Игнатьевича, во-первых, нас покорнейше извинить, а во-вторых, сесть за руль собственного авто и поехать навестить своих внучек, и пусть телевидение это покажет! Будет?!! Обождите, товарищи, хлопать. Корешков, я не слышу, что ты там мямлишь, ты всем скажи - вон сидит народ, кому мы служим! - будет? Или нам дальше с тобой не работать!

- Будет, - ахнуло что-то приподнявшееся в президиуме, роняя очешники, авторучки и телефоны, и суетливо поспешило на выход.

Мэр, зло сощурясь, обвел взглядом каждого в президиуме, а только потом утомленно опустил голову, пережидая аплодисменты и восторженный рев.

СПРАВКА

* Александр ТЕРЕХОВ родился в 1966 году в Новомосковске.

* Окончил факультет журналистики МГУ.

* Работал в печати, в 1999 - 2008 гг. был директором пресс-центра префектуры Западного округа Москвы.

* Автор романов «Крысобой», «Мемуары срочной службы», «Каменный мост» (премия «Большая книга») и др.