Стал поэтом случайно, жил на две семьи, предсказал гибель сына: «гениальничанье» Бориса Пастернака

В хоре хвалебных голосов особняком стоит профессор Станислав Джимбинов. Он общего ликования по поводу Пастернака, мягко сказать, не разделял.
Фамилия Джимбинова в творческих кругах известная и трагичная. Всю жизнь преподавал в Литературном институте, умер в одиночестве, когда сломал ногу, потянувшись за книгой. А спустя несколько лет так же страшно умерла его сестра - режиссер Светлана. Тело Джимбиновой почти год лежало в пустой квартире, пока не превратилось в мумию.
Иосиф Бродский выделял среди поэтов XX века «большую четверку»: Осипа Мандельштама, Марину Цветаеву, Бориса Пастернака и Анну Ахматову.
Порядок, в каком четверо выстраивались друг за другом, очевиден. Не зря же ВСЕМ новым знакомым Ахматова задавала три вопроса об их предпочтениях: кофе или чай? кошка или собака? Мандельштам или Пастернак?
Выбор между Пастернаком и Мандельштамом определял вкус советского читателя. Если в молодости многим больше нравился первый, то в зрелости думающие читатели эволюционировали в сторону второго.
Так и Джимбинов выделил Борису Леонидовичу в ранжире последнее, четвертое место.
«Гениальничаньем» называл профессор сам творческий путь мэтра.

Странная гордыня
Боря Пастернак был представителем золотой молодежи. Обеспеченная семья со связями потакала прихотям любимого сына. Не особо представляя, чем ему заниматься по жизни, он поначалу готовился стать музыкантом. Преклонялся перед Скрябиным, писал музыку, которая нравилась маэстро. Специально для пылкого юноши в скрябинском кружке придумали занятие. Импровизируя на рояле, Боря должен был создавать музыкальный портрет каждого гостя.
Словом, все складывается отлично. Но вдруг перед самым поступлением Пастернак бросает занятия на фортепиано. Причина надуманна. Оказывается, с его точки зрения, Скрябин не сказал ему то, что должен был сказать.
- Ну как же мне поступать, если у меня нет абсолютного слуха, - кокетничал Борис.
Ожидал, что Скрябин ответит:
- Ничего страшного, у меня тоже слух не абсолютный.
Но маэстро ничего такого говорить не стал. Обиженный Боря с музыкой распрощался и увлекся философией. Поехал в Германию, в Марбургский университет, где преподавал звезда неокантианской школы Герман Коген. Боря снова попадает под очарование профессора, рвет когти, готовит доклад.
Авторов лучшего выступления обычно приглашали в дом к Когену. Но то ли Пастернак перетрудился, то ли ему показалось, что доклад недостаточно похвалили... Юноша вновь не услышал от профессора того, чего хотел, и разочаровался в философии еще быстрее, чем в музыке.
Литературная стезя стала его третьей карьерой.
- За всем им стоит какое-то гениальничание. Мол, я могу и так, и так. Но судьба каждого человека записана. И думать, что ты вот так спокойно можешь ею вертеть, неправильно, - отмечал Джимбинов.

Восхваление Сталина
Модно называть Пастернака чуть ли не мучеником эпохи. Еще бы, такую травлю пережил. Но, как справедливо заметила Ахматова, то, что происходило с Пастернаком, было сущим вегетарианством.
Борис Леонидович умело приспосабливался к запросам своего времени. Например, в 1925-1926 годах написал две революционные поэмы: «1905 год» и «Лейтенант Шмидт». Это было хитро и по Щедрину: «Капитал приобрести и невинность соблюсти». Вроде как стих был о революции, но не о «великой» - 1917-го, - а о 1905-го.
Сегодня не принято говорить, что именно Пастернак первым начал культивировать личность Сталина. 1 января 1936 года на передовице «Известий» опубликовали его первое поэтическое восхваление Иосифа Виссарионовича, начинающееся строками:
А в те же дни на расстояньи
За древней каменной стеной
Живет не человек, - деянье:
Поступок ростом с шар земной.
В современных собраниях сочинений этот текст стыдливо поместили в конец тома и супермелкими буквами. Даже по нынешним временам стихотворение кажется ужасно нескромным, но Пастернак и не стеснялся. Помимо расхваливания Сталина, поэт не забывает напомнить о себе: мол, дорогой Иосиф Виссарионович, я, конечно, человек маленький, сирый, убогий, но почему-то верю, что вы знаете обо мне. И вообще, я пропитался каждой из ваших примет.
Конечно, автор не только прогнулся, но и загнул: читая текст, понимаешь, что он не очень в курсе того, какие такие у Сталина приметы. Совершенно неожиданно, к примеру, он воспевает вождя на охоте:
Но он остался человеком
И если, зайцу вперерез
Пальнет зимой по лесосекам,
Ему, как всем, ответит лес.
Пастернак перепутал Сталина с Лениным. Ни по каким лесосекам «отец народов» не бродил, охотиться не любил: из-за больной руки он просто не мог этого сделать.
Отрекся от Мандельштама
И тем не менее Пастернак был прав: вождь про него что-то знал.
В доме поэта было полно «жучков». (Как выяснилось недавно, благодаря прослушке, сохранились не только голос поэта, но и некоторые ранее неизвестные стихи - их автор читал во время посиделок.)
Доносчики регулярно помещали имя Пастернака в списки на арест. Но всякий раз Иосиф Виссарионович собственноручно вычеркивал Бориса Леонидовича. А однажды, когда Сталину сильно надоело, что его любимца не оставляют в покое, так и написал: «Не трогайте этого небожителя!»

Впрочем, даже Сталин был удивлен тем, как легко Пастернак предал друга и коллегу Осипа Мандельштама. Речь идет о знаменитом телефонном звонке вождя, раздавшемся в доме писателя летом 1934-го. Беседа длилась всего пять минут, но обросла легендами. Существуют порядка 25 вариантов разговора, описанных в разных книгах.
- С вами будет говорить товарищ Сталин, - сказали в трубке.
Пастернак не поверил и нажал на сброс. Но позвонили еще раз. Это и впрямь был Иосиф Виссарионович.
- Как вы относитесь к аресту Мандельштама? - спросил вождь.
Пастернак в ответ промямлил что-то настолько невразумительное, что даже Сталин оторопел:
- Если бы я был поэтом и мой друг-поэт попал в беду, я бы на стены лез, чтобы ему помочь!
Пастернак неожиданно ответил, что Мандельштам ему и не друг вовсе.
- Но он мастер? Мастер? - снова спросил Сталин.
В ответ Борис Леонидович не придумал ничего лучше, чем перевести разговор на себя:
- Ой, Иосиф Виссарионович, да разве в этом дело, я давно хотел с вами встретиться и поговорить.
- О чем мне с вами разговаривать?! - резонно заметил собеседник и, услышав: «О жизни и смерти», вышел из себя и бросил трубку.
Кто-то говорил, будто Борис Леонидович провел беседу «на твердую четверку». Но если так, не странно ли, что он не защитил другого поэта, да еще отрекся от него?
Кстати, по словам Джимбинова, всего за свою жизнь Пастернак написал аж восемь личных писем Сталину, из которых опубликовано только пять.
Свободные нравы
Как-то кинорежиссер Авдотья Смирнова, нынешняя жена Чубайса, пересказывала воспоминания своего деда - видного политического деятеля, принимавшего участие в траве Пастернака. Тот делился, как по ночам при свете звезд все Переделкино наблюдало за тем, как, крадучись, ходит от жены к любовнице Борис Леонидович.
Связь Пастернака с Ольгой Ивинской продолжалась 14 лет. Поэт не решался порвать ни с одной, ни с другой. В итоге жена страдала, а любовница получила два тюремных срока.
…Они познакомились в редакции «Нового мира», когда Ивинской было 34, а Пастернаку - 56. Ольга была необыкновенно хороша собой: золотые волосы, улыбка, большие светлые глаза, музыкальный голос, ножка 35-го размера.
Ивинская родилась в 1912 году - в эпоху, когда женщины раздавали секс как стакан воды, поэтому отличалась свободными нравами. Под настроение могла без стеснения поведать, как отдалась случайному попутчику в поезде.
На момент знакомства с Борисом Леонидовичем у нее уже было двое детей и несколько браков. Отец старшей дочери покончил с собой, узнав, что жена собирается уйти от него. Еще не закончились поминки, а Ивинскую уже «ждал у подъезда» главред издания «Самолет» Виноградов, где ненасытная красавица работала корреспондентом.
Жили очень ярко и эмоционально. Вздумав избавиться от тещи, новый муж донес на нее. Тещу арестовали за антисоветскую агитацию, но адвокат, влюбившийся в Ивинскую, рассказал той о коварном супруге.
Тогда, чтобы загладить вину, коварный супруг отстранил адвоката, взялся защищать оклеветанную тещеньку сам и сделал это блестяще. Бабка получила «всего» шесть лет за антисоветскую агитацию (донос состоял в том, что обругала кино про Ленина).
Вскоре после начала войны Виноградов умер, а Ивинская привезла мать из лагерей и зажила лучше прежнего. Мало того что обзавелась любовником Пастернаком, так еще и отчимом. Старушка-мать оказалась не промах и быстренько вышла замуж за своего давнего поклонника, которому отказала 20 лет назад. Пастернак был на свадьбе, говорил тосты и даже подружился с новым «тестем».

Сексуальные стихи
Ольга была фанаткой Бориса Леонидовича: с детства ходила на его вечера и помнила наизусть кучу стихов. Чтобы быть честной перед ним, описала все свои любовные похождения и вручила тетрадь. Пастернака это тронуло. Ей нравилось пересказывать сексуальные подробности, причем необязательно из своей жизни. Например, во время застолий она с удовольствием предавалась воспоминаниям о том, как еще в 30-х застала Пастернака за страстными поцелуями с фанаткой. Ивинская изображала звук поцелуев, а покрасневший Борис Леонидович испуганно повторял: «Что ты, Лелюша, этого не было, тебя Бог накажет!»
На самом деле Пастернака привлекали эти страсти. Именно с Ивинской он списал образ роковой Лары из «Доктора Живаго».
Их роман развивался стремительно. Некоторое время только гуляли по Москве, Борис провожал Ольгу до Потаповского переулка, где она жила с матерью, отчимом, девятилетней Ирой и шестилетним Митей.
Секс произошел 4 апреля 1947 года - Ивинская запомнила дату! В дневниках она гордо сообщает, что виделась с поэтом ежедневно и всегда встречала в синем шелковом халате.
Потом этот халат Пастернак внедрил в стихи «Доктора Живаго»: «Когда ты падаешь в объятье в халате с шелковою кистью...»
В те годы дома у Пастернака постоянно заседал маленький Андрюша Вознесенский. «Сидел у него скромно в углу, как мебель», - говорили про него.
Сексуальными стихами Пастернак делился именно с Андрюшей и спрашивал у мальчика, не слишком ли это откровенно.
- Нормально! - отвечал Андрюша, краснея.
«Последнее» свидание
И мать Ольги, и сама Ивинская спали и видели, что Борис уйдет из семьи. Однако Пастернак даже не собирался этого делать. Он по-своему любил жену и сына Ленечку. Жизнь на два дома его устраивала.
Выбор заставила сделать супруга. Зинаида Николаевна нашла на столе мужа записку от любовницы и устроила скандал, после которого поэт поклялся не видеться с Ивинской. Похоже, на тот момент дела зашли далеко. Любовница уже была глубоко беременна от Пастернака.
Мать Ивинской принялась названивать законной супруге с этим известием, но Зинаида Николаевна отказываться от мужа не собиралась:
- Вы должны быть счастливы, что у вас будет ребенок от любимого человека, я на вашем месте удовлетворилась бы этим фактом.
Потом через подругу Ивинская сообщила, что умирает и хочет увидеться с Борисом в последний раз. Пастернак струсил и отправил на свидание с беременной любовницей... супругу.
И хотя Зинаида Николаевна утверждала, будто Ольга ни разу не умирала, а просто лежала, намалевав на себе сажей «трупные пятна», чтобы выглядеть пострашнее, биографы считают, что в эти дни Ивинская сделала подпольный аборт.
Вскоре Пастернак как ни в чем не бывало снова повадился ходить к Ивинской. К 1949 году он написал большую часть романа и рассказывал всем, как счастлив.
Гром грянул внезапно.
9 октября 1949 года Ольгу арестовали. Статью ей дали не уголовную, а «контрреволюционную». На допросах интересовались Пастернаком:
- Чем была вызвана ваша связь с Пастернаком? Ведь он на много лет старше.
- Любовью, - отвечала Ивинская.
Она не оклеветала ни его, ни себя. Не говорила лишнего. Отмечала, что Пастернак - сторонник советской власти и никакой крамолы не несет.
Впоследствии Борис Леонидович рассказывал заграничным корреспондентам: «Ее геройству и выдержке я обязан своей жизнью и тем, что меня в те годы не трогали».
После ареста выяснилось, что Ивинская аж на шестом месяце беременности. Тут Пастернак не стал прятаться в кусты. Сходил на Лубянку с требованием, чтобы ему отдали ребенка, когда тот родится, и строго сказал жене, что внебрачное дитя будет жить с ними. Супруга смирилась.
Но случился выкидыш, Ивинская чуть не умерла в тюремной больнице.
По фантастическому обвинению - «близость к лицам, подозреваемым в шпионаже» - она получила пять лет. Пока сидела, Пастернак содержал детей любовницы и ее мать. Писал письма Ольге, которые для конспирации подписывал «твоя мама».

Осуждение и зависть
В 1953-м, когда Ивинскую освободили по амнистии, Борис Леонидович решил, что сделал для любовницы все и теперь с чистой совестью может разорвать отношения. Поскольку сказать это в лицо некогда любимой женщине он боялся, то попросил дочь Ольги сообщить обо всем матери. Девочка отказалась со словами «Разбирайтесь сами».
Когда Пастернак пришел в квартиру в Потаповском переулке, не поверил глазам. Он ожидал увидеть постаревшую и подурневшую женщину без зубов (а какие еще возвращались из лагерей?), а любовница похудела, помолодела на свежем воздухе.
Ей шел 41-й год, но поверить было невозможно. Вместо того чтобы распрощаться, Борис Леонидович вернулся в объятья Лелюши. Жене заявил твердо, что будет жить на два дома и ходить туда, где ему удобнее.
Ивинская с дочерью перебрались ближе к Переделкину. Ее крошечную комнату поэт называл «Малой дачей» и ходил туда ежедневно: через мост в неизменной кепке, резиновых сапогах и простом, грубом плаще.
С Ивинской он занимался исключительно сексом, а работать уходил домой, в уют кабинета. Новых знакомых, которые шли нескончаемым потоком, он без стеснения водил сначала на дачку к жене, а потом - к Лелюше.
Лелюша мало кому нравилась. Ее считали подлой и коварной. Ахматова отказалась ее принять, когда Ивинская была в Ленинграде, а Лидия Чуковская перестала разговаривать после того, как узнала, что Ольга присваивала деньги, передаваемые для арестованной подруги.
Активно осуждали Бориса Леонидовича прочие члены Союза писателей, хотя в душе сильно завидовали. Жена Пастернака вспоминала потом, что после войны начался форменный разврат - старые писатели косяками уходили к молодым любовницам, на чью долю из-за войны не досталось ровесников. Так появилось племя «Диан-охотниц», к которым Зинаида Николаевна отнесла и Ивинскую.
Пойти по стопам Пастернака очень хотел его друг Николай Асеев. Но его жена Оксана закатила такой скандал, что пожилой поэт немедленно ретировался в семью, а после его смерти уже сама Оксана дала дрозда и стала жить с молодым художником Зверевым, который годился ей во внуки.
Страшное пророчество
Страдания Ивинской на этом не закончились. После смерти Пастернака ее арестовали снова. На этот раз по обвинению в «контрабанде». Причиной служило то, что они с дочкой получали деньги из заграницы. Ивинской дали восемь лет, Ире - три. Обе отсидели по половине срока и были освобождены после бурных протестов мировой общественности.
По возвращении из лагерей Ольга не осталась одна. К ней активно захаживал Варлам Шаламов, который любил ее всю жизнь. Он помог поступить в Литинститут дочке Ивинской, написав за нее вступительное сочинение по Хемингуэю. (Правда, потом с Ивинской рассорился и стал называть ее сукой.)
Жена Пастернака доживала в Переделкине почти в нищете. Никому не жаловалась и умерла в 1966-м от рака легких - той же болезни, что и ее знаменитый муж.
Еще через 10 лет скончался младший сын Пастернака - Ленечка, ради которого отец (по версии самого литератора) не разводился с женой.
Бориса Леонидовича многие считали пророком. Он, например, предсказал начало войны. Подобное предсказание сделал и в отношении сына. Леня умер так, как описал отец в «Докторе Живаго»: в 38, от сердечного приступа, недалеко от Никитской, по которой ехал в трамвае умирающий Юрий Живаго.

Долгие проводы - лживые слезы
История о том, что запись лучших стихотворений Пастернака дошла до нас благодаря записи КГБ, не нова. Легендарный «Август» - «как обещало, не обманывая» - Борис Леонидович читал в доме у актера Сергея Балашова. Про то, что Балашов сотрудничает с КГБ, знало все Переделкино. И тем не менее Балашов собирал у себя дома поэтов и писателей, угощал их и ждал, когда разомлевшие гости сболтнут лишнее, - на этот случай в столе актера был вмонтирован микрофон и имелся профессиональный немецкий магнитофон.
Коллекционерская жилка у Балашова все же была, потому что кое-какие записи он оставлял себе. Много раз семья Пастернака хотела купить голос Бориса Леонидовича, но актер вечно обманывал их. И только после смерти чтеца выкупить пленку удалось у жены. У нее же оказалась и уникальная видеозапись похорон Пастернака. Видео потом восстановил солист группы «Синяя птица» Юрий Метелкин. На отлично отснятых кадрах можно разглядеть людей, которые пришли проститься с поэтом.
Профессор Джимбинов часто рассказывал о том, как нехорошо повел себя Андрюша Вознесенский. В этот период у него выходили две книги стихов, и, испугавшись за них, Вознесенский, который обычно «сидел, как мебель» у Бориса Леонидовича, на похороны не пришел. Но это полбеды: чтобы его не осуждали, Вознесенский написал целую портянку с описанием похорон, на которых он якобы был.
По подсчетам биографов, на прощание с Пастернаком пришло порядка четырех тысяч человек. Причем не все были в безутешном горе. Кто-то приезжал из любопытства, кто-то - с целью познакомиться. А переводчица Шекспира, Марина Литвинова, не стесняясь, рассказывала, что сразу после похорон Пастернака у нее случился первый секс с писателем Юрием Казаковым:
- Я была одна, и он был один. Наши друзья не смогли поехать. Мы встретились, и все случилось…
*включен Минюстом РФ в список физлиц-иноагентов