Любовный ад русской поэзии: роман в письмах Алексея Прасолова и его музы закончился жуткой трагедией
Как и многие сокурсники, я понятия не имела, кто это. Говорили, что в прошлом она была очень авторитетным мастером, который мог дать зеленую улицу любому поэту. Якобы после ее публикации Юрий Кузнецов проснулся знаменитым. Но у поступающего поколения были совсем другие кумиры.
Другие мастера набирали понемногу. Михаил Лобанов**, он же преподаватель Виктора Пелевина, взял троих. Детский писатель Роман Сеф, автор строк «где-то в космосе летит голубой метеорит», - пятерых. Инна Ивановна взяла аж 50 человек.
На первом занятии она рассказала, что набирала группу по принципу «антиодинокой волчицы».
- Заявок было много, и больше половины девочек написали стихи, что они одинокие волчицы. Всех одиноких волчиц я не взяла. Мне не нужна стая, - сказала она.
Мы были ее первым курсом. В том самом году ее взяли работать в институт по приглашению ректора. Набрав такую кучу народу, она, конечно же, не рассчитала силы. Не могла дать ни тепла, ни внимания, ни участия, в котором нуждались ее ученики, да и она сама, если честно.
«Кто первым предаст меня?»
Ростовцеву нельзя было назвать обаятельной: высокая женщина с короткой стрижкой, рябым лицом (как сказал один ученик, «вырубленным взрывной волной из куска бетона») и пронзительными карими глазами, в которых жило вечное напряжение.
Ходила она тяжело, погруженная в свои мысли, не замечая никого вокруг и спотыкаясь на ступеньках, словно несла на себе какой-то груз. Удивительным образом она молодела, когда говорила о стихах, и глаза ее темнели и загорались огнем.
Суждения она раздавала строго и бескомпромиссно. «Евтушенко - очень плохой поэт». «Вы любите Пригова? Тогда мне с вами не о чем разговаривать».
«Это очень плохо, понимаете», - это вообще была коронка: когда она брала стихотворения молодых поэтов, разбирала по строчкам, не делая скидку ни на что.
Потому-то высоко ценилась ее похвала.
Когда у умирающего Вознесенского вышла поэма «Оза», Ростовцева спросила курс, как им это. «Очень плохо», - ответили те, кто прочел.
- А вы дошли до строчек «Благодарю за ширь обзора. За вертикальные озера на непокрашенном лице»? - спросила мастер. - Это «непокрашенное лицо» - невероятно хорошо. Понимаете?
Понималось далеко не все. Уж очень архаичной казалась форма подачи информации. Современная мысль текла ярче, быстрее, ироничнее, хотя, конечно, была далеко не такой глубокой, как у Инны Ивановны.
Иногда я записывала ее изречения в стихотворной форме. Например, это: «Как хорошо, как хорошо, что есть у нас друзья. Иначе публикации ничем помочь нельзя».
Или вот это:
«У меня деревенская мина. Я поэзию этим кошмарю. Так сказала Ростовцева Инна на недавнем своем семинаре». Этот опус я записала после того, как на одном из занятий мастер вдруг обратилась ко мне со словами:
- Евгения, у вас такое широкое деревенское лицо. Для поэзии это неприлично. Все поэты были с вытянутыми лошадиными лицами. Все, кроме Цветаевой. Но исключение подчеркивает правило.
Через неделю, когда я пришла ровно в том же, в чем была, и явно не изменила форму лица, мастер снова посмотрела на меня:
- Евгения, вы так изменились. Мне кажется, с вами поработал стилист.
Такие фразы вызывали удивление и не прибавляли расположения. Но, видимо, Инна Ивановна не имела в виду ничего обидного.
Так она пыталась снизить дистанцию между учеником и педагогом. Она была книжно умна: говорить на ее уровне ни у кого не получалось, а вот чуть опуститься, поговорить об обыденном - не получалось у нее самой.
Ей было легче общаться эпистолярно, чем вживую.
- Она так боится нас. Мне всегда хотелось взять ее за руки и просто покружиться, чтобы согнать вот это все, - признавалась одна ученица.
Но Инна Ивановна была предельно нетактильной. Даже во время общих фотографий старалась отодвинуться подальше, чтобы не коснуться учеников, а после съемки задумчиво говорила:
- Интересно, кто из вас первым предаст меня?
Ощущение предательства, подвоха, вечного напряжения жило в ней постоянно. Она не доверяла никому.
Кажется, в этом была проблема. Может быть, если бы она была чуть менее обижена на мир, чуть более открыта людям - что-то в последние годы ее нелегкой жизни сложилось бы иначе.
Страсть сквозь решетку
И тем удивительнее было читать потом ее биографию. Что такая нелюдимая и никому не доверяющая женщина была чьей-то музой.
В 2000 году Ростовцева подготовила и издала малым тиражом книгу «Я встретил ночь твою», в которой собрала письма поэта Алексея Прасолова. И это было во всех смыслах удивительное чтиво.
Алексей Прасолов - еще одна звезда из ушедших. Поэт, ужасно похожий внешне на Николая Рубцова, был родом из-под Воронежа, где училась Инна Ростовцева. У них развязался роман по переписке.
В 1961 году Прасолов получил срок непонятно за что. То говорил, будто, уходя с работы, надел пальто главреда и это расценили как кражу. То рассказывал, что с похмелья разбил окно у соседа, залез к нему на кухню и подкрепился, чем бог послал.
Тюрьма пошла ему на пользу, там он стал читать и существенно улучшил качество стихотворений, которыми баловался и до посадки. Однажды, набравшись смелости, он отправил подборку на адрес воронежского издательства с просьбой к кому-либо из специалистов дать честное мнение.
Откликнулась 23-летняя филолог Инна Ростовцева, трудившаяся там. Она откомментировала тексты, а далее - стала отвечать на все письма Алексея.
Их роман в письмах продолжался десять лет.
Она влюбилась не в человека, а в его письма. Многие критики впоследствии отмечали, что эпистолярно Прасолов был лучше, чем в жизни: «Строг и умен».
Она пристраивала его стихотворения в журналы, познакомила с литературным миром. По тем временам понятие «имел срок» подразумевало, что человек был жертвой «кровавого сталинского режима». И это прибавляло очков.
Родители Инны были уверены, что Прасолов свяжет жизнь с их дочерью. Через год Ростовцева поехала в тюрьму к поэту, где они сблизились окончательно. Он называл ее «мой Инн», а себя - «прирученный тобой Алексей».
«Сегодня ровно месяц нашему первому объятию, нашему поцелую. Чувствую твою чуткую спину рукой, твои губы и пугливые, мягкие брови... твои ручки маленькие, у них большой палец с мой мизинец...», «Чувствую твой комочек, как звереныша на груди», - писал он сокровенное.
Загубленный талант
За участь Прасолова вписался сам редактор «Нового мира» Твардовский. В переписке влюбленные мечтали о том, какая слава обрушится на бедного поэта, когда он выйдет. Но увы.
Инна уехала в Москву учиться в аспирантуре. Прасолов освободился из тюрьмы и, в ожидании ее, поселился в Воронеже у родителей Ростовцевой.
Реальность мало радовала поэта: «Новый мир» печатать не хотел, местные литераторы принимать отказывались. Всё больше и больше Алексей прикладывался к бутылке и делал такое, за что потом просил прощения в письмах перед Инной.
В итоге Ростовцева не решилась связать с ним жизнь. Вышла замуж за другого поэта, Олега Чухно, родила от него дочку Аллу. Прасолов тоже женился на другой женщине. В 1972 году, через год после трагической гибели Рубцова, на которого он был так похож, Прасолов свел счеты с жизнью.
Может быть, эта смерть, это предательство так повлияли на нее. В книге опубликованы фотографии периода их романа с Прасоловым. В смеющейся девушке, смело и открыто глядящей в объектив огромными черными глазами, невозможно узнать нашу Инну Ивановну.
Обиды на весь мир
Не была идеальной жизнь с Олегом Чухно, для карьеры которого критик тоже сделала очень многое. Не было взаимопонимания с дочерью Аллой, родившейся не совсем здоровым человеком. «У нее синдром пустого турецкого седла», - говорила мастер, тщетно пытаясь найти среди своих взрослых учеников медиков, кто может вылечить ее дочь.
В Литинституте она не проработала и десяти лет. В 2016-м институт не продлил с ней контракт, что стало большим ударом для нуждающейся в деньгах Инны Ивановны. Она считала, что ее увольнение «инспирировали» враги: тот самый Есин, который когда-то принял ее на работу, и новый ректор Варламов.
Призывала учеников помочь разобраться в несправедливости, не быть бездушными функционерами. Обижалась, что ничего не получалось.
Периодически ученики организовывали сборы в помощь мастеру. Не хватало на лечение, на оплату коммунальных услуг. Однажды Инна Ивановна упала и повредила лицо. Мы ездили к ней домой, чтобы помочь, но она не открыла, а соседи рассказывали не самые приятные вещи про непрезентабельный вид квартиры и обостренные отношения с дочерью.
В какой-то момент общение с Инной Ивановной стали продолжать лишь самые чуткие и самоотверженные. Разговаривать с ней было тяжело: в ней накопилось много обид на мир, который, как она считала, был несправедлив к ней.
Кажется, она была не совсем права. За ум и честность многие любили ее, уважали и были бы рады помочь, но приблизиться к себе она не давала никому, кроме книг.
Разглядела гения
Она умерла в больнице. В далеке от семейных дрязг и неоплаченных счетов. В палате она писала стихи и была счастлива.
Помню, как много лет назад при знакомстве вспомнила каждого именно по строчке стихотворения.
«Я помню ваши «Розы» - сказала поэту из Казахстана Константину Сюбаеву.
«Я помню вашу «Ворону и лисицу» - сказала мне.
«А вашу подборку, Иван, я помню всю целиком» - сказала Ване Мишутину, тоненькому тихому мальчику с шапкой светящихся одуванчиковых волос.
Ростовцева сразу дала понять, что мы, все остальные, не стоим и сломанного ваниного ногтя. Будучи самым молодым на курсе, мальчишка как-то проникся экологической темой и писал стихи в духе Рубцова про то, как люди станут журавлями и будут летать над погибшей землей.
- Для каждого критика нет ничего важнее, чем открыть талантливого автора! - говорила она.
Она была одержима идеей открыть кого-то на своем семинаре. Нельзя сказать, что получалось удачно. Сделала ставку на Дашу Серенко и Галину Рымбу, но обе перевелись к другим мастерам, а впоследствии прославились как концептуальные поэтессы.
Рымбу написала текст про вагину, а Серенко стала ездить в метро с плакатами типа «у женщин бывают месячные» и тому подобное.
Ваня - остался. С каждым годом он становился все менее и менее общительным и, создав замечательную подборку «Змеледелие», вдруг совсем перестал писать, замолчав, как растения, которые так любил.
Со временем, перечитывая Ванины стихи из той, первой и единственной подборки, которую он написал, понимаешь, как права была мастер, сумевшая разглядеть и указать нам всем на гения.
Наверное, она была права в чем-то еще и чем-то еще. Но тут уже мы не сумели увидеть.
*включен Минюстом РФ в список физлиц-иноагентов