Пётр Клодт делал лошадей лучше, чем жеребец
Квадрига Аполлона на фронтоне Большого театра и шестерка коней на Нарвских воротах Петербурга. Что объединяет эти и другие скульптуры, кроме имени создателя? Правильно - энергия движения, оживляющая бронзу. 5 июня исполняется 215 лет со дня рождения выдающегося скульптора Петра Карловича Клодта.
Барон Петр Карлович Клодт фон Юргенсбург (1805 - 1867) происходил из знатного, но небогатого рода балтийских немцев. Его отец добыл славу боевого генерала на полях Отечественной войны 1812 года. Его портрет и поныне висит в галерее героев в Эрмитаже. Несмотря на суровость военной службы, отец будущего скульптора тянулся к творчеству. «Когда я был маленьким, мой бедный отец радовал меня, вырезая из бумаги лошадок», - рассказывал Клодт внучке незадолго до смерти.
Петр Карлович с детства рисовал, лепил и вырезал коняг, подолгу наблюдая за ними и изучая позы. Любовь к деталям и анатомическая точность оживляли его поделки. Однажды молодой юнкер сделал деревянную игрушку для сына писателя Николая Греча. Тот сразу разглядел талант и вместе со знакомыми скинулся на набор инструментов для резьбы. Клодт вырезал еще более искусные фигуры, которые так понравились великим князьям Михаилу и Николаю, что те убедили молодого офицера задуматься об истинном призвании. Их отец, император Николай I, впоследствии стал главным ценителем творчества скульптора.
Галопом по Европам
Клодт не получил полноценного художественного образования. Он ушел с военной службы, открыл в Петербурге мастерскую, в которой усердно копировал античные образцы, учился обращаться с глиной и гипсом. В тесный подвальчик умудрялся затаскивать жеребцов и кобыл. Когда в 1838-м умер выдающийся литейный мастер Василий Екимов, Клодту пришлось постичь тонкости и этого ремесла. Вскоре он занял место руководителя Литейного двора Императорской академии художеств. Занимался отливкой памятника Владимиру Великому для Киева, подкорректировал первоначальный эскиз.
Работами Клодта восхищались европейские монархи и жители мировых столиц. Санкт-Петербург, Петергоф, Стрельна, Москва, Киев, Берлин, Неаполь… Табун клодтовских лошадок распустил по Европе сам император Николай I. Ими заменяли скульптуры, раздариваемые императором прямо с городских улиц.
Отомстил любовнику
Группа из четырех коней на Аничковом мосту - самое знаменитое произведение Петра Карловича. Именно с ним связано больше всего легенд. Самая известная - будто бы на церемонии открытия моста Николай I хлопнул художника по плечу: «Ну, Клодт, ты лошадей делаешь лучше, чем жеребец!» Широко известна байка о том, что в паху одной из скульптур Клодт запечатлел не то Наполеона, не то физиономию любовника своей дражайшей супруги, которой вздумалось гульнуть. После установки коней Аничков получил второе название - «Мост 18 яиц»: четыре жеребца, четыре скульптурных юноши и один дежурный городовой. Кстати, изначально бронзовых скульптур было две, а пара других копировала их в гипсе. Задумка мастера читается так: по часовой стрелке от дома № 40 по набережной Фонтанки мы видим стадии укрощения строптивого коня. Поэтому первые два коня неподкованные.
И другие звери
Клодт лепил не только лошадей - всю силу анималистического таланта он вложил в памятник баснописцу Ивану Крылову. Его установили в 1855 году в Летнем саду. Деньги на него собирали по всей России. Однако после открытия монумент удостоился едких комментариев. «Жалкий барон Клодт! Вместо величественного старца он посадил лакея в нанковом сюртуке с азбучкой и указкою в руках. Барон без умысла достиг цели, вылепивши эту жалкую статую и барельефы именно для детей, но никак не для взрослых. Бедный барон! Оскорбил ты великого поэта», - отчитывал мастера поэт Тарас Шевченко.
Трагический силуэт
Кони Аничкова моста стали символом города. Во время блокады Ленинграда их сохранили, зарыв в мерзлую землю. Возвращение скульптур стало символом Победы. Поэтесса Ольга Берггольц вспоминала ночь с 1 на 2 июня 1945 года: «Мы стояли долго, мерцала белая ночь, статуя подымалась медленно и вдруг в какой-то момент так и врезалась в бледно-зеленоватое небо всем своим черным, бурным, трагическим силуэтом! И мы вздрогнули все, даже озноб пробежал по телу: так прекрасно явилась в небе скульптура, так пронзительно остро вспомнился сорок первый год и так остро еще раз ощутили мы мир».
