Даже тюремный «дым Отечества» оказался слаще и приятнее чужеземного
Захватить воздушный транспорт, заставить пилотов поменять курс и улететь в волшебную страну, где нет ни грусти, ни печали, – об этом мечтают многие заключенные. В 1990 году группе советских арестантов удалось сделать шаг к своей мечте. Но едва ли они пошли бы на это, если бы знали, чем все закончится.
Наручники в дефиците
19 августа 1990 года из городского изолятора временного содержания города Нерюнгри, второго по величине в Якутии, должны были отправить в Якутск 15 заключенных. Одни обвинялись в серьезных преступлениях – убийствах, вооруженных грабежах, другие были задержаны за воровство и угон автомашин. Перевозить их должны были самолетом: Якутия – край огромных расстояний и не самых лучших дорог, так что перевозки арестантов при помощи авиатранспорта, крайне редко практиковавшиеся в СССР, были там обычным делом.
Заминка была в другом. На группу заключенных, состоящую из 15 человек, выделили всего троих конвойных и дали лишь три пары наручников. В итоге несколько опасных зэка вошли в салон самолета Ту-154 компании «Аэрофлот», где должны были лететь и обычные, ничего не подозревающие пассажиры, со свободными руками.
По всей видимости, руководство рассудило, что из самолета заключенные уж точно никуда не убегут. Никому не пришло в голову, что убежать они могут попытаться вместе с самолетом.
Мыло вместо бомбы
Арестанты неплохо подготовились к этому полету. Во-первых, подкупили сотрудника изолятора, и тот продал им обрез. Во-вторых, смастерили нечто, внешне похожее на самодельную бомбу – из куска хозяйственного мыла и нескольких проводов. Они прекрасно понимали, что вооруженные охранники не начнут перестрелку в лайнере: велик риск задеть мирных пассажиров, повредить транспортное средство или и вовсе спровоцировать бандитов взорвать бомбу – ведь никто, кроме беглецов, не знал, что она поддельная.
Уже через несколько минут после взлета зэка по фамилии Исаков, рэкетир со спортивным прошлым, направил обрез на женщину с ребенком и заявил, что конвою пришло время разоружиться. Его подельник, рецидивист Евдокимов с тремя судимостями за плечами, вытащил псевдобомбу и стал угрожать ее взорвать. Вскоре обезоруженные охранники присоединились к мирным заложникам, а стюардесса вошла в кабину пилотов с запиской, где было сказано, что самолет захватили.
Первым требованием Исакова было вернуть самолет в Нерюнгри и передать ему еще двоих заключенных из изолятора. На земле лайнер ожидала группа захвата, но в последний момент наверху решили не рисковать заложниками. В обмен на своих товарищей-заключенных террористы отпустили детей и женщин. Лайнер был дозаправлен, а бандитам передали по их требованиям три рации, оружие и бронежилеты. Террористы также запросили парашюты, но им объяснили, что при попытке спрыгнуть с подобного лайнера на скорости они долетят до земли в виде кровавых ошметков.
Четверо заключенных (по другим сведениями – шестеро) выразили желание покинуть самолет и вернуться в изолятор; это были те, кому грозили небольшие или условные сроки, они вовсе не желали рисковать получить добавок 15 лет за терроризм. Власти пошли им навстречу.
На Исакова попытались повлиять, доставив в аэропорт его родителей – но это к желаемому результату не привело. Самолет вылетел в Новосибирск. Однако по пути террористы, видимо, опасаясь подвоха со стороны властей, велели пилотам поменять курс; так лайнер отправился в Красноярск, где снова заправился и вылетел в Ташкент.
Обняли и арестовали
С дальнейшими планами у заключенных было туговато; они явно собирались покинуть страну, но не договорились, куда именно отправятся. После дозаправки и ночевки в Ташкенте (экипажу было позволено переночевать за пределами лайнера) самолет снова взлетел – и уже в воздухе бандиты выказали загадочное, неведомо чем продиктованное решение лететь в Пакистан. Власти, связавшись с пилотами, пытались убедить беглецов лететь и Индию, но те отказались наотрез.
Проблемы начались еще до приземления: над Пакистаном к самолету вылетели два истребителя. Экипаж еле-еле убедил перехватчиков, что они имеют дело с гражданским судном, которое захватили террористы.
Когда самолет подлетел к аэропорту города Карачи, диспетчеры отнюдь не спешили дать ему посадку; пилоты более часа кружили в воздухе и убедили дать им приземлиться, когда топливо уже заканчивалось.
На аэродроме выходящих из самолета встретили довольно приветливо, террористов отдельно от заложников провели в аэропорт – и тут приветливость пакистанских властей закончилась. Заложников и экипаж они благополучно отправили в СССР, а террористов, которые, расслабившись оттого, что им с улыбками пожимают руки и открывают объятия, послушно расстались с оружием, заковали в кандалы и отправили в полицейский участок. Через переводчика бандитам объяснили, что в стране, в которую они так рвались, за угон воздушного судна полагается смертная казнь.
Ад на земле
Надо отдать пакистанцам должное – вскоре они пожалели бандитов-иностранцев и заменили им казнь на пожизненное заключение. А после и вовсе назначили 20-летние сроки, даря надежду увидеть в далеком будущем свободу. Однако вскоре выяснилось, что до этой свободы дожить не так-то просто. Об условиях содержания в советских тюрьмах ходят легенды, но по сравнению с пакистанскими застенками они были курортами. В Пакистане же оказался настоящий ад.
Температура в камерах на юге страны, где содержали террористов, порой доходила до 60 градусов, воды выдавали мало, еда была отвратительная, посылки от родных не приходили. К тому же на заключенных постоянно были кандалы.
Охранники упорно отказывались понимать русский, а на крик и стуки в дверь реагировали одинаково – хватались за палки и принимались бить узников. Уже через несколько месяцев один заключенный умер от теплового удара, двое покончили с собой, а остальные экс-террористы уже мечтали о том, чтобы их выдали советским властям, бомбардируя их письмами с соответствующими просьбами. Советские власти были не против вернуть арестантов в родные тюрьмы, но Пакистан отказывался их выдавать.
Удача им улыбнулась лишь в 1998 году: по случаю 50-летия независимости Пакистана в стране была объявлена амнистия, под которую попадали все иностранные заключенные. Двое из них остались в Пакистане, остальные вернулись в Россию. За угон самолета их на родине решили не судить, полагая, что в пакистанской тюрьме они свое уже получили, но за предыдущие преступления каждый получил срок – который отбывать предстояло уже в тюрьме российской.