Недостаток специалистов в школах может привести к новым трагедиям
Когда 15 января в пермской школе два подростка напали с ножами на четвероклашек, многие заговорили о провалах в работе школьных психологов. И это одна из причин, объясняющих подобные ЧП. Об этом мы говорим с членом экспертного совета по специальному образованию при Комитете Государственной Думы по образованию и науке, руководитель Ассоциации специалистов по работе с детьми с ограниченными возможностями здоровья Московской области Георгием КРЮКОВЫМ.
История в Перми, когда восемь десятилетних ребятишек с ранениями оказались в больнице, и очень серьезно пострадала защищавшая их учительница Наталья Шагулина, - не единственная школьная трагедия, случившаяся в последнее время.
- Полностью исключить подобные случаи, к сожалению, невозможно, но нужно постараться максимально снизить их риск, - считает Георгий Крюков. – Психологи, безусловно, могли бы в этом помочь – они первыми вместе с педагогами отслеживают детей, находящихся в зоне риска. Однако специалистов не хватает. По рекомендациям Министерства образования и науки, в общеобразовательном учреждении один психолог должен работать с 500 учениками. Проводить анкетирование, выявлять проблемных ребят, смотреть их поведение в динамике. Но как со столькими детьми один психолог может держать ситуацию под контролем? Конечно, директор вправе самостоятельно определять количество специалистов в школе, однако все упирается в финансирование. А оно зависит от местных властей, которые часто не понимают остроту проблемы.
Есть вопросы и к профессиональной подготовке психологов. Сейчас их выпускают очень многие вузы, но не все дают качественное профильное образование. Переподготовку же можно пройти на курсах, где, заплатив, получают любое свидетельство.
В идеале в школах должны работать психолого-медико-педагогические консилиумы, в которые, помимо психологов, входят дефектологи, медики, педагоги, в том числе социальные, и сообща решают проблемы детей. Я говорю об общеобразовательных школах - не случайно, все, что происходит в последнее время, происходит именно в них. Мы не слышали, чтобы кто-то из коррекционной школы пришел и всех пострелял. Потому что там другие нормативы по обеспечению специалистами, а работа как раз ориентирована на преодоление поведенческих, социальных и медицинских проблем.
Так было всегда, но в некоторых регионах коррекционные школы активно сливают с общеобразовательными - в Москве их число сократилось в несколько раз. Ребят с особенностями переводят в обычные школы – это называется инклюзивным обучением. Но одно дело, если инклюзия касается детей с сохранным интеллектом и отсутствием поведенческих нарушений. Другое, когда речь идет о детях с умственной отсталостью - интеллектуальными нарушениями, как сейчас говорят. Они сидят на уроках, пусть даже и с наставниками - тьюторами, но ничего усвоить не в состоянии.
В Московской области коррекционные школы удалось отстоять. Для ребенка с особенностями обучение в ней - единственный способ получить навыки, которые помогут ему жить в обществе. Основной предмет у них – труд, у старшеклассников до 12 уроков в неделю. Специальности, которые им прививают: столяр, слесарь, строитель, маляр, озеленитель, парикмахер - помогают социализироваться. Ребята заводят семьи, работают.
В обычных школах уроков труда практически нет. Значит, ребенок не получит специальность. И что он будет делать, выйдя из школы? Кошельки в подворотне отбирать?
Кстати, против коррекционных школ, как ни странно, часто выступают родители. Есть много чересчур активных мам и пап, требующих, чтобы их сын или дочь учились инклюзивно.
- Если раньше решение психолого-медико-педагогической комиссии о зачислении ребенка в коррекционную школу было обязательным к исполнению, то теперь мнение родителей становится главным. По новым правилам, даже в обычной школе родители вообще могут не показывать заключение этой комиссии. Зачастую в школе не знают медицинский диагноз ученика. А вдруг у него психическое заболевание, эпилепсия, например, и может случиться припадок? По статистике, озвученной главой Минобрнауки, в прошлом году в России 216 детей умерло на уроках физкультуры.
К слову, в СССР многие дети с особенностями развития относились к категории необучаемых. Они сидели дома или находились в психоневрологических интернатах. А сейчас все обучаемые. Это правильно, что общество всем дает возможность развиваться. Но образовательный маршрут должен быть выстроен для каждого ребенка, и он должен подходить ему идеально.
Несколько лет назад бурное обсуждение вызвал фильм «Мама, я убью тебя» о Колычевской коррекционной школе-интернате в Коломенском районе Московской области. Детей в кадре спрашивали, кем они хотят стать. В ответ звучало: милиционером, пожарным, врачом. И далее рефреном через всю картину: как же так, ребенок мечтает стать врачом, а его в девятом классе обучают таблице умножения. Дескать, он ограничен в своих возможностях, он сможет стать только столяром. Вот такая логика.
Этот фильм попал на стол заместителю председателя правительства по соцвопросам Ольге Голодец. Ольга Юрьевна не поленилась вместе с профильными министрами прилететь на вертолете в Колычевскую школу-интернат и провести совещание, на котором задала тот же вопрос: правильно ли ограничивать возможности ребенка, обучая его в девятом классе таблице умножения? Нам удалось убедить вице-премьера, что в данном случае все наоборот: он учит таблицу умножения, потому что по-другому не может. И он не станет врачом, потому что у него умственная отсталость. Слава богу, Голодец нас услышала, и закрытие коррекционных школ приостановилось.
На чужих ошибках
Во многих регионах под лозунгом инклюзивного образования решили просто сэкономить. Педагогов коррекционных школ сократили, а здания, которые всегда были не очень хорошо оснащены и требовали ремонта, закрыли или перепрофилировали под другие нужды.
Часть детей, как мы видим, посадили по обычным школам, не создав условий. Часть - спихнули на надомное обучение, хотя показаний к этому не было. Школы сейчас рейтингуются – лучшие получают премии, директора - более высокие зарплаты. Логика ясна: зачем портить рейтинг и брать особенных детей, если они не будут сдавать ЕГЭ и не добавят школе баллов.
Следуя этим путем, мы повторяем чужие ошибки. Лет десять назад в Бельгии было идеальное коррекционное образование, действовала отлаженная система трудоустройства. Но там тоже решили перейти на инклюзив. В 2015 году в специальных школах в стране оставалось всего шесть процентов умственно отсталых детей. Но теперь там поняли, что эта система не работает. Поставлена задача в несколько раз увеличить число коррекционных школ.
В Финляндии тоже позакрывали школы-интернаты для детей с интеллектуальными нарушениями. И сами же признали, что промахнулись. Там очень остро стоит проблема пьянства. А большинство детей с умственной отсталостью - из неблагополучных семей, и когда ребенок находится в интернате, для него это спасение от среды.
Очень важно, чтобы ребенок с особенностями развития как можно раньше попал под наблюдение специалистов. Благодаря развитию перинатальных центров врачи научились выхаживать 500-граммовых детей. Но 500-граммовый малыш – в большинстве случаев будущий инвалид. Значит, нужна система комплексной реабилитации с раннего возраста, непрерывное образование вплоть до получения профессионального образования и трудоустройства. Должно быть межведомственное взаимодействие: поликлиника выявляет ребенка с проблемами в самом раннем возрасте (нескольких месяцев от рождения), незамедлительно направляет в Центр психолого-медико-социального сопровождения, с ним начинают работать дефектологи и другие специалисты. И, возможно, свои проблемы ребята преодолеют уже на дошкольном этапе.
С родителями – мягко скажем, нужно вести работу. Они должны понимать, что, когда есть реальные проблемы, не время думать, престижно или не престижно учиться в коррекционной школе. Сейчас рассматриваются законопроекты, по которым у родителей появятся определенные обязательства в этом плане. Выходом из ситуации может быть открытие коррекционных классов в обычных школах по месту жительства. В классах по восемь-двенадцать человек, кроме педагога, есть тьютор. Дети участвуют во всех школьных мероприятиях, то есть мы говорим о социо-культурной инклюзии. Это правильный подход. Такие классы супервостребованы, но их пока очень мало.
Обследовать с пеленок
Гендиректор Федерального медицинского исследовательского центра психиатрии и наркологии им. В.П. Сербского Минздрава РФ Зураб Кекелидзе предложил проводить обследование детей врачом-психиатром с рождения.
- Ребенок, допустим, плохо спит, плохо ест, была гипоксия у матери во время беременности. А когда смотришь историю болезни взрослого человека, подростка, отсутствуют данные, что с ним было раньше, – отметил он.
По закону о диспансерных профилактических осмотрах, с этого года ребенок впервые проходит осмотр у психиатра с двух лет. Раньше его наблюдали с 1,3 года. По данным главного детского психиатра Москвы, руководителя отдела клинической психиатрии детского и подросткового возраста ФМИЦПН им. В.П. Сербского Анны Портновой, психические расстройства отмечаются у 20-25 процентов детей. Психические заболевания занимают первое место среди причин детской инвалидности, и прежде всего это умственная отсталость, сообщила Портнова.
Впрочем, не все специалисты поддержали инициативу Кекелидзе. Президент Независимой психиатрической ассоциации России Юрий Савенко назвал это предложение «популизмом», направленным на увеличение финансирования.
- Дело в уровне специалистов, у нас с этим далеко не все хорошо. Профессия детского психиатра чрезвычайно важна и специфична. Но в 2000-х мы эту профессию отменили и пожинаем плоды, - отметил он.
