Какие «подвиги» совершил самый трусливый русский главнокомандующий

10 августа 2017 года исполняется 315 со дня рождения Степана Апраксина. Протеже, выскочка, «боров» - как только его не называли. А еще его считают человеком, который мог изменить русскую историю – но смелости не хватило.

Карьерный рост мирного военного

Степан родился в 1702 году в хорошей семье Апраксиных – среди них были сподвижники всех царей, участники многочисленных войн и так далее. Его отец скончался рано, и Степина мама вышла замуж за Андрея Ушакова – начальника Тайной розыскной канцелярии, этакого ФСБ тех времен. Несмотря на то, что Ушаков не воспитывал пасынка лично, он всегда заботился о нем и старался обеспечить его карьеру.

Поступил на службу Степан, как и полагалось тогда, рядовым, и ничем не выделялся среди товарищей, кроме огромного роста (по некоторым данным, более 2 метров) и любви к красивой жизни. Однако продвигался он по службе исключительно быстро – не успевал привыкнуть к одному званию, как получал следующее. В 26 лет мы видим его капитаном, в 30 лет – секунд-майором привилегированного Семеновского полка.

У профессии военного есть одна неприятная особенность: иногда приходится воевать. Но если ты быстро проскочил низшие звания, то возрастает шанс отсидеться в штабах или вовсе в столице. Степан Федорович хорошо это знал. В 1735 году в ответ на дерзкие набеги крымских татар Россия объявила войну Турции, и его откомандировали на фронт в ранге дежурного генерала.

Кампания шла хорошо, Апраксин принял участие во взятии Очакова и Хотина, лично доставил в Петербург сообщение об удачном исходе хотинского сражения, получил очередные звания, награды и деревни. Сам он, конечно, саблей не махал, да и вряд ли мог бы ввиду излишней тучности (кличка «Боров» не случайно прочно прилепилась к нему). Однако военачальник Христофор Миних не забывал хвалить протеже всесильного Ушакова в каждой депеше. А когда Миних впал в немилость, Апраксин подружился с новым фаворитом – канцлером Алексеем Бестужевым-Рюминым.

Начавшуюся в 1757 войну с Пруссией Апраксин встретил в качестве генерал-аншефа, президента Военной коллегии. Для усиления боевого духа императрица произвела его в фельдмаршалы, да и назначила главнокомандующим всех русских войск на этой войне. Говорят, личный обоз фельдмаршала был сравним по длине с общим обозом армии (500 лошадей!) – Апраксин не собирался лишать себя привычного комфорта даже в сражениях с непобедимым прусским королем Фридрихом II.

Бегство от победы

30 августа (по европейскому летосчислению, в России по старому календарю было еще только 19-е) недавно отпраздновавший свое 55-летие огромный толстяк одержал оглушительную победу над пруссаками при Гросс-Егерсдорфе в Восточной Пруссии. Историки полагают, что успех был достигнут исключительно благодаря мудрости главнокомандующего – он полностью доверился генералам и не вмешивался в управление армией. Тем более что в Петербурге, зная о невеликих талантах фельдмаршала Апраксина, обязали его согласовывать все свои действия со ставкой. Но после победы он внезапно начал вести себя самостоятельно.

Русская армия не воспользовалась открытым путем на Запад. Более того, через две с половиной недели бездействия русские по приказу главнокомандующего сами в спешном порядке отступили, будто бы за ними гнались разъяренные пруссаки. Никому ничего не объясняя, Апраксин неожиданно повел армию домой. Подчиненные втайне называли это трусостью, но в армии приказы не обсуждаются.

А в Петербурге в это время умирала императрица Елизавета Петровна. Наследником считался ее племянник, Петр Федорович (будущий Петр III). Друг Апраксина, всесильный канцлер Бестужев-Рюмин, совсем не хотел видеть на престоле нервного, неадекватного Петра, который к тому же откровенно плохо к нему относился. По всей видимости, канцлер готовил интригу, связанную с отстранением Петра. И Бестужеву-Рюмину очень нужна была военная поддержка – а что может быть лучше, чем победоносная армия под командованием безвольного друга-весельчака?

Последнее средство

Всех обманула Елизавета Петровна – она неожиданно для двора выздоровела, после чего занялась вопросом странного поведения канцлера и главнокомандующего. Оба были арестованы и допрошены на предмет признаков государственной измены.

Ловкий канцлер, который два раза приговаривался к казни, но умер от старости, быстро договорился с обвинением и отправился в ссылку в одно из своих имений. А неповоротливый и не очень сообразительный Степан Апраксин, так и не ставший «дланью юного императора», ни в чем не признавался и отрицал все. Допрашивал его, по иронии судьбы, начальник Тайной канцелярии Шувалов, преемник его отчима, к тому времени уже скончавшегося.

Так прошло три года – все их Апраксин провел в заточении, в замке подле Петербурга. Существует красивая и грустная легенда об окончании этого заточения.

Вспомнив о высокопоставленном узнике, Елизавета Петровна поинтересовалась, как продвигается расследование. Ей отвечали, что, как и в первый день, фельдмаршал все отрицает. «Что ж, – заявила императрица. – Значит, остается последнее средство: отпустить невиновного». На ближайшем допросе, когда Апраксин в очередной раз заявил о своей невиновности, один из членов следственной комиссии решил процитировать монархиню: «Значит, остается последнее средство…» Услышав эти угрожающие слова, Степан Федорович упал на пол. Мгновенная смерть от апоплексического удара.